Повседневная жизнь во времена трубадуров XII—XIII веков
Шрифт:
В своей работе «Цвета, образы, символы» Мишель Пастуро отмечает необычайную устойчивость трехцветной системы «красный — белый — черный», сформировавшейся во времена античности и успешно дожившей до XI века [203] . Красный, по словам этого автора, является цветом par excellence, цветом, который окрашивает, в то время как черный отсылает к собственно материалу — не окрашенному, но и не бесцветному, а белый и вовсе является не цветом, а чистотой и одновременно символом этой чистоты. С приходом синего древняя триада рушится; пристрастие к синему цвету делает его конкурентом красного, и в конце концов новый цвет начинает занимать в палитре доминирующее место; отныне палитра открыта для самых разных цветов. В XII веке синий цвет становится излюбленным; красильщикам удается получить синий «чистый, насыщенный и яркий». Культура растения, из которого получают синий краситель,
203
Pastoureau M. Couleurs. images, symboles. Etudes d’histoire et d’anthropologie, Paris, L'eopard d’Or. 1989, 292 p.
Чем обусловлена такая перемена во вкусах и символике? Можно ли связать ее с потрясениями, происходящими в это время в обществе, породившем куртуазный универсум? Отношения между трубадуром и меценатом, построенные на жестких иерархических принципах, постепенно становятся более свободными; придворная культура, чувствительная к любым переменам, тотчас берет эти перемены себе на вооружение. Трубадур становится первовестником перемен; странствуя из конца в конец по югу Франции, он «носит на себе» новую цветовую систему, в соответствии с которой краски теперь располагаются в новой последовательности: синий вытесняет красный, а желтый и зеленый, проскользнув в хроматический ряд, обогащаются необходимыми полутонами; изменения в палитре отражают изменения, происходящие в обществе, в его социальной организации. Иерархия, эта организующая сила общества, постепенно становится менее жесткой: появляются промежуточные социальные слои. То же можно сказать и об иерархии цветов, где в составе цветовой гаммы начинают появляться полутона. Цветовая иерархия функционирует подобно опознавательному коду; такой код необходим, ибо с его помощью иерархия социальная находит свое отражение в иерархии парадного костюма, символики, иконографии (витражи, эмали, миниатюры) и геральдики.
Почти до 1140 года мужчины бреют лица и коротко стригут волосы; длинные волосы — привилегия женщин. В XII веке в моду входит борода, однако Церковь яростно ополчается на нее, равно как и на длинные волосы у мужчин: она обвиняет их в женоподобии и в стремлении походить на волосатых сарацин. Однако, несмотря на протесты церковников, после 1150 года мужская шевелюра, равно как и одежда, значительно удлиняется. Мужчины носят волосы до плеч и завивают их; многие завивают заодно и бороду; длинные волосы часто собирают в хвост и завязывают их лентой на затылке. За бородой ухаживают особенно тщательно; не слишком длинную, но и не слишком короткую бороду расчесывают, делят на две части и формируют у каждой части заостренный кончик; иногда — верх утонченности! — бороду разбирают на пряди и перевивают их золотыми нитями. Однако мода на бороды пройдет уже к концу века.
Самый модный и любимый цвет волос — светлый; только блондинка может претендовать на звание красавицы. В XII веке женщины носят длинные волосы, изощряясь в изобретательности по части их укладки. Волосы можно поддержать с помощью серебряного или золотого обруча, завязать узлом на затылке, укрепив с помощью ленты или тонкого изукрашенного шнура. Можно заплести косы, перевив пряди золотыми нитями, с помощью специального железного приспособления (прообраза современных щипцов для завивки) можно накрутить кудри, сделать на лбу кудрявую челку. Многие женщины используют накладные волосы, например косы, которые спадают им на плечи и струятся дальше, до самой талии. В моду входят чепцы, меховые шапочки, шапочки из павлиньих перьев и шапероны— головные уборы, первоначально состоявшие из одного или двух кусков ткани, замысловато уложенных вокруг головы.
Она одета достойно, / На ней платье шелковое с глухим воротом. / Волосы у нее мягкие и белокурые, / изящно перевитые золотой нитью. / У нее приятное миловидное лицо, / В выражении коего нет ничего искусственного; / Разумеется, кожа лица ее отличается чистотой; […] Чтобы защитить себя от жаркого солнца, на голову она надела / Шапочку из павлиньих перьев, / А в руке она держит цветок [204] .
Замысловатые шапочки и чепцы не идут ни в какое сравнение с простыми платками, которыми покрывали голову и плечи в XI веке. В XII веке головные уборы становятся чрезвычайно сложными: в моду входят мягкие круглые шапероны и шапочки, головные повязки, а затем и остроконечные шапочки всевозможных фасонов, в том числе с валиками, и «рогатые» чепцы, превратившиеся в конце XV века в знаменитый остроконечный эннен, на конце которого, словно рыцарская орифламма, развевалась тончайшая вуаль.
204
«Portrait de la belle Brunissens», in Jaufre, op. cit., p. 411.
Гребни того времени, экспонируемые в музеях, сделаны из оленьего рога, слоновой кости или из распиленного
Посетить бани означает проявить заботу о собственном теле, о его красоте. Для всех сословий бани являются непременным дополнением важнейших событий частной и общественной жизни, точнее, канунов этих событий или же дня, наступившего следом за долгожданным событием; к числу таких событий относятся: рождение, посвящение в рыцари, свадьба, выздоровление после родов.
Богатые имеют собственные ванны, однако большинство смертных, живущих в городах, посещают публичные бани. До XV века бани были смешанные, потом религиозные власти запретили совместные купания в банях мужчин и женщин. К банным помещениям относились теплая комната-предбанник, зал для помывки, ванны, а иногда и еще одна обогреваемая комната, где вымывшиеся отдыхали после банных процедур. В бане можно сделать эпиляцию, пройти курс лечения, дабы восстановить былые силы, утраченные во время крестовых походов. Для поддержания белизны кожи прислужница в бане очистит и смягчит ее пемзой. Белизна кожи, как и белокурые волосы, является составной частью канона женской красоты, воспеваемой поэтами. Однако в чести и собственно мытье. На миниатюрах можно видеть чаны, скрепленные железными обручами и выстланные внутри простыней, которые служат как для мытья, так и для стирки. Позднее такие чаны появятся в крестьянских домах.
Трубадуры любят описывать купание своей дамы; дама может купаться в быстрой реке, в пруду или в садовом водоеме; в последнем случае купание скрыто от посторонних глаз, ибо сад, примыкающий к неизменно великолепному дворцу, всегда обнесен высокой глухой стеной; впрочем, некоторые предпочитают воспевать даму, сидящую в собственной комнате за туалетным столиком:
«Пускай она лишь плоть, — восклицает Арнаут Даниэль в своей знаменитой секстине, — не душу / Отдаст, меня пустив себе под крышу!» [205]
205
ПТ, c. 74.
Купание открывает доступ к желанному обнаженному телу дамы, предмету эротических мечтаний возлюбленного. Созерцание этого тела доставляет чувственное наслаждение, оно символизирует радости веселого и теплого месяца мая, этой своеобразной прелюдией к любовным играм. Именно такое значение придает купанию Жербер де Монтрей, автор французского «Романа о Фиалке», написанного в первой четверти XIII века; для оживления повествования он включил в свой текст множество песен трубадуров. Фиалка — родимое пятно, имеющее форму и цвет этого весеннего цветка; пятно это замечает на груди у прекрасной дамы мужчина, который, спрятавшись за занавеской, наблюдает за ее купанием. Подсматривающий заключил пари с возлюбленным дамы: он утверждает, что сумеет пробить брешь в броне ее добродетели [206] . Художник, выполнивший миниатюры к рукописи, хранящейся в настоящее время в Санкт-Петербурге [207] , позволяет ясно разглядеть фиалку на обнаженной груди дамы, устроившейся в ванне. В «Фламенке», самом прекрасном любовном романе, написанном на окситанском языке в XIII веке неизвестным автором, бани также становятся местом любовных свиданий. Для диалога влюбленного рыцаря, переодетого клириком, и прекрасной дамы создатель «Фламенки» использовал стихотворение трубадура Пейре Роджьера [208] ; диалог этот в романе происходит буквально под самым носом у ревнивого мужа дамы.
206
Voir «Gerbert de Montreuil» inHasenohr G. et Zink М. , op. cit., p. 515–517.
207
Bibl. nat. de Russie, fr. Q. V. XIV, 3.
208
Bec P. Anthologie… op. cit., p. 111–113.
Прекрасная златоволосая Фламенка, подобно современной курортнице, решает принимать ванны, дабы избавиться от своих хворей. Красавец Гильем, увидев очаровательную даму, влюбляется в нее и, узнав, что она собирается посещать бани, принадлежащие местному трактирщику, приказывает рабочим прорыть подземный ход из своего жилища в гостинице до самых бань. Трактирщик и одновременно владелец и управляющий банями, будучи человеком предусмотрительным, развесил на стенах бани указания, что прок от ванн будет только в том случае, если принимать их в полной мере, «по числу недужных дней». И целых четыре месяца, со 2 августа и до праздника святого Андрея, то есть до 30 ноября, Фламенка каждый день с наслаждением ходит в бани, где принимает лечение юностью и дарами fin’amor: