Повседневная жизнь воровского мира Москвы во времена Ваньки Каина

Акельев Евгений Владимирович

«Аз, многогрешный раб гость Алексей Остафьев сын Филатьев, пишу сию изустную духовную в целом своем уме и разуме и в совершенной памяти. И завещаю внуку своему родному Петру Дмитриеву сыну Филатьеву по отлучении моем сего временнаго света в вечную блаженную жизнь строить и поминать душу мою ему, внуку моему, и поминовение по мне в четыредесятницу и по родителях моих, как я при животе своем чинил поминовение, так и завещаю ему, внуку своему Петру», — записывал слова хозяина 23-летний служитель Гаврила Михайлов сын Саблин. Так окружающим стало известно, что этот известный купец определял наследником всего своего имения четырнадцатилетнего внука. При этом старый купец заповедал присутствовавшим при составлении завещания «милостивым своим свойственникам» не оставлять несовершеннолетнего наследника, а тому приказал «быть у них во всяком послушании и без ведома их ничего не чинить».

Находясь при смерти, Алексей Остафьевич очень переживал за будущее своего с трудом нажитого имения. Поэтому при составлении завещания старик не жалел слов наставлений, увещеваний и даже заклинаний:

«А

внуку моему Петру… жить, постоянно смотря на добрых людей, и дом свой содержать чинно… А оставшим моим людям быть им во всяком послушании, за что от Бога они себе получат всякое милосердие, и показать внуку моему всякую верность и услугу. А в вотчинах смотреть и надзирать всего самому. А на чужие руки и слова не полагаться. Также и дворовых людей держать умеренно, а которыя будут излишния, и тебе б по смерти моей оных излишных людей по разсмотрению распустить… А которые из молодых служителей при тебе будут служить, и тебе б от них никакова непотребнаго совету не принимать. А хотя тебе от них какой и благой совет придет, и тебе б о том их совете спрашиватся с вышеписанными моими сродниками, а без совета их отнюдь собою до возрасту своего ничего не чинить. А ежели ты пожелаешь законной брак возъиметь, и тебе б невесту отъискивать ис купечества, а из шляхетства (дворянства. — Е.А.) не соизволяю тебе и запрещаю. Еще запрещаю с мотами, и безделниками, и с зернщиками (игроками в кости. — Е.А.), и с тунеятцами отнюдь не знатся, о чем тебе под великою клятвою запрещаю. И от блуда иметь чистоту и воздержание, и от прелесниц бегать, и иметь их от себя отриновенных, и боятся того, яко лютого змия, чтоб тебе от Бога, в Троице славимаго, не прогневать и в напасть не притти, от чего всегда блудники пропадают безвремянными казнми от Бога и наказаны бывают… А охот тебе по твоем летам никаких непотребных не держать. И хотя при своей жизни по твоему желанию в том и не воспрещал, не хотя тебя во юности раздражить, а после тебе сие творить весьма с клятвою запрещаю… Тако ж тебе завещаю, которые после меня останутся долги писменныя и безписменныя, и оныя долги по смерти моей с явным свидетелством оплатить, а душу мою от того свободну учинить… А ежели сие мое завещание ты, внук мой Петр, не исполнишь, и в том я грехе пред страшным судом Божьим от того очищен буду, а ты приимешь за не исполнение мое пред Богом сугубой грех, и Бог взыщет на твоей душе при суде за не исполнение» [207] .

207

Городская семья XVIII в. С. 25, 124–127, 521–523. См. также: Козлова Н. В.Духовные гостей Михаила Шорина (1711 г.) и Алексея Фила-тьева (1731 г.) // Очерки феодальной России. Вып. 5. М., 2001. С. 200–203.

С вступлением в наследство Петра Дмитриевича совпало важное событие в жизни крестьянского мальчика из ростовской деревни. Около 1731 года десятилетний Иван Осипов сын был взят из родных мест в московский господский дом в Ипатьевском переулке. Скорее всего, в этом можно увидеть стремление нового хозяина омолодить состав своей прислуги. В пользу этого может говорить тот факт, что в 1730-х годах он отпустил на волю нескольких пожилых дедовских дворовых, проживавших в Ивашеве [208] . Видно, Алексей Остафьевич далеко не случайно, находясь на смертном одре, обратился к внуку со словами: «…которые из молодых служителей при тебе будут служить, и тебе б от них никакова непотребнаго совету не принимать».

208

См.: РГАДА. Ф. 350. Оп. 2. Д. 2815. Л. 855–856.

Нам остается только гадать, чем именно этот, а не какой-то другой крестьянский сын приглянулся Петру Филатьеву или его приказчику. В ревизских сказках о ростовской вотчине Филатьевых зафиксирован только один случай перевода крепостного из деревни в московский дом: сорокалетний дворовый Кузьма Лазарев сын Волков, ранее проживавший в господском доме в Ивашеве, был «взят в Москву в дом оного Филатьева во услужение» и во время ревизии 1748 года был уже записан как дворовый [209] . Впрочем, помещик мог переводить своих крепостных из уезда в уезд, никак официально не фиксируя этот факт.

209

См.: Там же. Л. 857.

Как бы то ни было, это событие кардинальным образом изменило судьбу Ивана Осипова. Какие чувства испытывал мальчик, когда он расставался с родителями, братом и сестрами, родственниками и односельчанами, по воле помещика навсегда покидая родную деревню? Крестьяне, конечно, не писали мемуары, поэтому их переживания, как правило, остаются за рамками исторического повествования. Лишь судебно-следственные дела сохранили несколько их образчиков. Например, в январе 1734 года в Московской конторе тайных розыскных дел (филиале Тайной канцелярии) расследовалось дело крестьянского сына Сидора Рекунова, отданного в рекруты из сельца Горчакова Калужского уезда. 19 января, находясь в Калуге в кругу земляков и товарищей по несчастью, таких же рекрутов, он изрек следующие слова, переданные в следственном деле от третьего лица: «Дай де Бог государыни нашей Анне Иоанновне умереть за то, что де в народе зделала плач великой! Много в салдаты берут, да и ево

де взяли, а он де у отца и у матери один сын, и они де по нем завсегда плачут». Кто-то из слушателей Сидора донес на него. В августе в Петергофе об этом деле доложили императрице Анне Иоанновне, которая лично «изволила указать оного Рекунова казнить» [210] .

210

См.: Там же. Ф. 349. Оп. 1. Д. 614.

Можно предположить, что подобные горестные чувства испытывали и крепостные крестьяне, которых разлучали с близкими, отрывали от родных мест и по воле помещика переводили в другую деревню или в господский городской дом. Для десятилетнего Ивана Осипова это, конечно, была большая психологическая травма. Возможно, с этого момента он затаил злобу на своего молодого господина.

Материалы второй ревизии 1740-х годов позволяют представить, какой могла быть судьба Ивана Осипова, если бы волею помещика его не перевели в московский дом. Семерых его болгачиновских сверстников, в том числе и родного брата Прокофия, в разные годы взяли в рекруты. А всего из ростовской вотчины Филатьевых в 1720–1740-х годах были забриты 113 человек — молодых, здоровых, находившихся в самом расцвете сил крестьян.

Видимо, рекрутская повинность вынуждала многих крестьянских парней бежать из родных мест. Всего из ростовской вотчины Филатьевых за 20 лет сбежали более шестидесяти человек, причем 80 процентов беглецов были в возрасте от десяти до двадцати пяти лет. Одни направлялись в отдаленные места Российской империи или за польский рубеж, где нередко обзаводились семьями и хозяйством. Другие бежали в крупные города, где кормились всякого рода поденной работой. Третьи нищенствовали, постоянно перемещаясь по обширным российским просторам. Наконец, находились и такие, которые присоединялись к разбойным бандам, орудовавшим в их родных местах [211] .

211

См:. Алефиренко П. К.Крестьянское движение и крестьянский вопрос в России 30–50-х гг. XVIII в. М., 1958; Козлова Н. В.Побеги крестьян в России в первой трети XVIII в. (из истории социально-экономической жизни страны). М., 1983; Мамсик Т. С.Побеги как социальное явление. Приписная деревня Западной Сибири в 40–90-е годы XVIII в. Новосибирск, 1978.

У крепостных крестьян в это время было мало шансов получить свободу легальным путем: с 1722 по 1748 год из крупной ростовской вотчины Филатьевых были освобождены с «отпускным письмом на волю вечно» всего лишь пять человек. Из них четверо были дворовыми в господском доме в Ивашеве, которых Петр Филатьев отпустил после смерти деда. Получив волю, эти люди нашли себе новых господ: 53-летний Андрей Иванов сын Шагин с сыном Игнатием пошел в слуги к Александру Андрееву сыну Ржевскому, его родной сорокалетний брат Михаил стал служить в московском доме у канцеляриста Вотчинной коллегии Петра Иванова сына Абрамова, а 54-летний Гаврила Карпов подался в услужение к секретарю Московской губернской канцелярии Михаилу Аронову. Только крестьянин Александр Филиппов из деревни Денисово нашел возможность выкупить у Петра Филатьева свою свободу и записаться в переславское купечество.

Также мало шансов у крестьян Ивашева и окрестных деревень было на смену господина, поскольку Филатьевы редко продавали крепостных из своей ростовской вотчины: с 1722 по 1748 год ими было продано менее двух десятков душ мужского пола. Так, в 1738 году троих филатьевских крепостных приобрел обер-секретарь Правительствующего сената Матвей Кузмин, в 1744-м пятерых крестьян, в том числе одного из Болгачинова, купил содержатель шелковой мануфактуры Панкрат Колосов. Еще один крестьянин, купленный генерал-фельдмаршалом Иваном Юрьевичем Трубецким, был вынужден отправиться в его вотчину в Симбирском уезде [212] .

212

См.: РГАДА. Ф. 350. Оп. 2. Д. 2815. Л. 855–892 об.

Но большая часть крестьян все-таки унаследовала социальный статус предков. Если бы Иван Осипов остался в родной деревне, избежал горькой участи рекрута и воздержался от побега, его ждала бы нелегкая крестьянская жизнь в родной деревне, сопряженная с непрерывным физическим трудом. В 1733–1735 годах серия крупных неурожаев привела к страшному голоду в центральных уездах России [213] . Возможно, именно вследствие него 12 болгачиновских крестьян, которым в 1722 году было от года до семнадцати лет, по переписи 1748 года уже числились умершими. В результате рекрутчины, высокой смертности и побегов мужское население Болгачинова между двумя ревизиями уменьшилось на 21 процент (с шестидесяти двух до сорока девяти душ мужского пола). Всего же по ростовской вотчине Филатьевых (12 населенных пунктов) сокращение мужского населения составило почти 26 процентов (с 1121 до 831 души мужского пола).

213

См.: Словцов И. А.Историческое и статистическое обозрение неурожаев в России // Сборник статистических сведений о России. СПб., 1858. Кн. 3. С. 470; Козлова Н. В.Люди дряхлые, больные, убогие в Москве XVIII в. М., 2010. С. 48–59.