Повторение пройденного… Былинки
Шрифт:
Знает: постыдится русский человек документ смотреть, даже расспрашивать постесняется. Или сидит на ступеньках молодая женщина с младенцем – он так на моих глазах и подрастает.
Мать с младенцем сидит на краешке тротуара у рощи Марьиной: баю-баюшки, баю-баюшки, мы дождемся бутылки подаренной! Ах, о чем, о чем эта женщина, чье лицо алкоголем изморщено? Достоевщина… безпределыцина… поножовщина… безпризорщина…
А возвращаясь из «Книжной лавки писателя» в подземном переходе через Садовую пожалел примелькавшуюся фигуру безрукого старика, положил ему на колено горсть мелочи. «Гривенники не берем», – деловито произнес он, ловко культяпкой сбрасывая десятикопеечные монеты на асфальт. В другой раз подошел ко мне бомж – «голод замучил», денег на хлеб просил, я и повел его к ближайшей «шаверме» мясом кормить, – а он исчез по дороге.
Так и жируют они, паразиты, ловят рыбку в мутной воде. Копейки, говорите, кидают им? По три-пять тысяч рублей в день – знают те, кому положено. Думаю, и вы не прочь такую зарплату получать за свой труд, да где там!..
Фронтовик
И, наверно, последний случай. Гостевали с женой в Берлине, ихнюю жизнь разглядывали. Садится на ступеньки магазина парень лет за двадцать, бейсболку снимает и бросает туда коробок спичек – якобы спички продает, чтобы полиция за попрошайничество не привлекла. Минут за 15 набросали ему входящие-выходящие покупатели монет «ойро», даже бумажками давали, парень вытряхнул их в карман и пошел по своим нужным делам. Мне немецкий способ больше по душе родного русского обмана. Нужны парню деньги – он и попросил, и люди выручили по-людски. Об остальном сами додумайте, о чем я толкую.
Рассказывает врач «скорой помощи»:
Только что вернулся с суток. Всё как всегда. Наркоманы, бомжи вонючие, с алкогольной полинейропатией, которые встать не могут – только ползают. Парочка инсультов, стенокардия. Но был и один запоминающийся.
Повод – порезали женщину 32-х лет. Когда приехали, она так полусидела в кустах. В подпитии, конечно. На шее колото-резаная дырка от «розочки», из которой хлещет, но не струёй. Раз жива, и напор небольшой, то первая мысль, что сонная не задета. Перчаткой дырку закрыл, сверху перевязочный пакет. Но на шею не намотаешь – задохнётся. Пришлось всю дорогу до больницы рукой зажимать, чтобы не подтекало. Давления нет. А вены периферические, как нитки, и рубцы на предплечьях. Стало быть, вены уже резала. И «капельник» втыкать просто не во что. Преднизолон вкатили, нашатырь, чтоб не «уходила», а разговаривала с нами, под нос сунули. Везём. Вижу, перчатка у меня прорвалась на руке, и пальцы все в крови. Видать, когда из кустов её с водителем доставали. А она хрипит: «Вы там только кровью моей не испачкайтесь, а то у меня гепатит С. Я не хочу, чтобы вы заразились». Спасибочки, думаю, тебе и на этом. Она опять: не хочу, дескать, умирать, всё пытается меня и фельдшера за руки схватить. Я говорю, не хватай меня руками и молись лучше. И что ж вы думаете? Захрипела молитвы. И «Отче наш», и какие-то другие. И так складно. Ну, так вот за молитвами и доехали. Сдали хирургам, те сразу на стол. Анестезиологов вызвали. Всё такое. Утром звонил в хирургию. Жива.
Я это к чему? Тут, на форуме, такого наслушался. И действительно, грешный я человек. И храм-то не восстанавливаю, и безпризорникам не помогаю, православных обижаю, из мухи слона делаю, деньгами не жертвую. Но как-то обидно всё же. Жаль, что такое мнение у людей складывается. А я, может, только вот через этих
Возьмите собаку! Она вас поймет…
Поэты все писали про собак. Казалось бы, старо уже… Однако я этот стих оправдываю так: у каждого была с в о я собака… Мой пес обычным был приблудным псом: однажды я, из школы, возвращаясь, его увидел вдруг – на нем, одном, дворовых всех собак висела стая. – На одного?! – вскипело все во мне. И подлый враг – недолго битва длилась – бежал под градом мстительных камней, и восторжествовала справедливость. На рану пса обильно йод я лил – был никудышным лекарем тогда я. А он стоял и даже не скулил, с покорной терпеливостью страдая… Прижился пес, носился во дворе, участвуя во всех мальчишьих играх. И в каждой нашей новой был игре то серым волком, то слоном, то тигром. Каких, Бог знает, был он там кровей: по-моему, обычная дворняга. Но верностью, но честностью своей, но преданностью, смелостью, отвагой – он был превыше всех других пород: любых болонок, пуделей и догов. И от помойной ямы до ворот – я для него был самым главным богом. И чтобы доказать, что я не бог, – из зависти, конечно, не иначе – один пацан сказал: – А вот слабо
Волчку залезть по лестнице чердачной!.. – Волчку слабо? – завелся я. – Ах, так?!.. (Мы в детстве все заводимся мгновенно.). – Ив пять секунд взлетевший на чердак, я свистнул псу… Но что это? Измена?! – Ко мне!!! – И в голосе услышав гнев, он завертелся, заскулил тоскливо. А я оттуда, с чердака: – Ко мне! Ко мне, Волчок! – кричал нетерпеливо. И он – полез… Ах, как он лез, мой пес! От напряжения дрожали лапы… Сорвался… И опять упрямо полз… А я сидел на чердаке и плакал… И он – долез! И, не скрывая слез, по лестнице, по той, по деревянной, я на руках его обратно снес и возвратил земле обетованной… Ну, вот и все… Но с той поры до сей, во всех своих исканьях и скитаньях, я никогда не проверял друзей в придуманных нарочно испытаньях.
Владимир Карпеко
Друг
Щенок