Пой вместе с ветром
Шрифт:
Ки замолчала, не находя больше слов. Ларс терпеливо покачал головой:
– Все это домыслы, Ки. Досужие выдумки, которым, к сожалению, многие действительно верят. Это клевета на гарпий, но я на тебя не сержусь. Если бы я видел только, что они творят, но не знал их обычаев, я бы, как ты, тоже всему этому верил. Гарпии убивают лишь по необходимости. Только для утоления голода! Не как люди, которые отнимают жизнь ради забавы, а то и просто со скуки! Гарпии… Они познали равновесие между мирами, между жизнью и смертью. Они могли бы поучить нас, людей, науке сосуществования, потому что наша раса ее основательно подзабыла…
– Чушь! – Ки догадалась, что произнесла это вслух, только когда разглядела в глазах Ларса кроткий
Ки сердито шлепнула вожжами по широким, серым в яблоках спинам, понимая, что несколько заговорилась. Кони, впрочем, охотно прибавили шагу. Они отлично знали, что вон за тем поворотом их ждет чистая конюшня, вдоволь вкусного зерна и заботливые руки, которые вычистят их от макушки до копыт. А еще там были раздольные луга, на которых они выросли и беззаботно играли до того самого дня, когда Свен вложил их поводья в руки совсем молоденькой Ки, не верившей своим глазам…
Кони вновь прибавили шагу, на сей раз по собственной воле. Сигурд вскинул громоздкую голову и громко, приветственно заржал. Откуда-то со стороны конюшен ему сейчас же ответила другая лошадь.
Из длинного низкого каменного дома вышел человек с фонарем. Ки услышала гул голосов и увидела Руфуса, посылавшего ей навстречу своих сыновей – открывать ворота, заводить серых во двор.
Ларс вздохнул.
– Знаешь, они нарочно послали меня тебе навстречу, – сказал он. – Они хотели, чтобы я сразу начал готовить тебя к Обряду, а я… Другое дело, даже не знаю, у кого это вышло бы. Ты пойми только, что Обряд должен тебя исцелить… облегчить твою ношу… Мы верим, что любая боль отступает, когда ее терпят все сообща. В этом и состоит цель Обряда. Ты говорила, Свен тебе рассказывал кое-что о наших обычаях. Так вот, этот Обряд – один из самых могущественных. Он теснее связывает семью, ибо помогает разделить скорбь…
Ки угрюмо кивнула. Так или иначе, грядущее испытание по-прежнему внушало ей один только ужас. Обряд Отпущения! Знать бы хоть, в чем он заключается!.. Что ж, она в любом случае сделает все, что от нее будет зависеть. Отдаст ради них последний долг памяти Свена. Принесет последнюю жертву. И поедет дальше своей дорогой. Она будет думать о Свене и честно делать все, что ей повелят…
Руфус уже шел навстречу фургону, светя фонарем. Ки проворно соскочила наземь, не дожидаясь, пока он предложит ей помощь. Ларс спрыгнул с другой стороны. Подростки распрягали коней, чтобы отвести их туда, где была уже приготовлена прохладная вода и чистая солома. Сигурд и Сигмунд только устало пофыркивали.
– Долго же ты добиралась к нам, Ки, – приветствовал ее Руфус. Холодные глаза, поджатые губы… К немалому раздражению Ки, он еще и взял ее под локоть. Она что, слепая, которая без подмоги и двери не найдет? Или хромая, чтобы ее под ручку поддерживали?..
«Свен, – сурово одернула она себя самое. – Не забывай!»
Она опустила голову:
– Мне нужно было побыть одной, Руфус. Тебе это, наверное, непонятно, но я никоим образом
– А ну, отстань от девочки! – прозвучал с порога повелительный голос Коры. – Если она захочет что-нибудь объяснить, она сама это сделает и при всех, когда народ соберется. Еще не хватало, чтобы все по очереди к ней подходили и каждый пилил! Уж наверное, были у нее какие-то причины. Захочет – расскажет, но всему свое время, и нечего лезть к ней, слышишь, Руфус? А ты, Ки, выглядишь как побитый щенок, честное слово, только не обижайся, пожалуйста. Одного-то терять – и то с ума сойдешь, а тут сразу троих!.. Помнится, когда проклятый кашель свел отца Свена в могилу… нет, не стоит об этом, просто я знаю, отчего бывает такой вид, как у тебя сейчас… Ну, иди сюда, девочка. Небось не забыла дорожку? У тебя будет та же комнатка, что и всегда. Ларс! Посвети ей. О конях, я надеюсь, уже позаботились? Ну, конечно, им нужно зерна, балбес!.. Нет, если в этом доме сама за всем не присмотришь…
Ки показалось, что ее подхватила река. Многословие Коры спасло ее от Руфуса и буквально внесло в ярко освещенную общую комнату дома, а Ларс проводил ее в спальню. Она не успела даже поздороваться ни с кем из людей, собравшихся ради нее в просторной гостиной. Кора все себе трещала сорокой; Ки знала, что за ее неумолчной болтовней прячется потрясение и жестокое горе. «Подстегивает клячу жизни, чтобы скорее проехать скверное место», – говаривал об этом Свен. И правда. Кора умудрялась разговаривать сразу со всеми и одновременно вникать в каждую хозяйственную мелочь, словно домочадцы в самом деле были беспомощными малышами. Мне бы так, подумала Ки.
– Я тебе свечку оставлю, Ки, – сказал Ларс. – Освежись и отдохни немножко. Вечер будет долгий, а ты и без того устала, так что не спеши. Если уж они тебя дождались, ничего, потерпят еще чуть-чуть…
И Ларс вышел из комнаты, решительной рукою прихлопнув за собой тяжелую деревянную дверь.
Ки опустилась на кровать… Кровать была мягко застелена лучшими покрывалами, вытканными Корой, и новенькими меховыми одеялами. Возле занавешенного окна на тумбочке стояла белая чаша, а подле чаши – изящный кувшин. Ки по опыту знала, что прохладная вода в кувшине была сдобрена душистыми травами. Эта комната была предназначена для торжественных случаев. Так, Кора в свое время настояла, чтобы Ки и Свен провели свою первую ночь именно здесь. Здесь же они останавливались и впоследствии, приезжая показывать родне двоих своих малышей. Как-то Свен рассказал Ки, что здесь готовили к погребению и тело его отца. После этого комната стала казаться Ки стылой. Ничто не помогало ей согреться: ни пухлая постель, ни ковер из оленьих шкур на полу…
Возьмем пример с Коры, сказала себе Ки. Если уж некуда деваться – попробуем подстегнуть лошадей и поскорее миновать скверное место…
Она ополоснула лицо и руки свежей, душистой водой. Потом расчесала волосы и со всем тщанием заново соорудила вдовью прическу. И, наконец, спохватилась: ей не во что было переодеться. Она оставила все свои пожитки в фургоне, а идти за ними и обратно мимо всех казалось Ки неудобным. Ки призадумалась, не зная, как поступить. При других обстоятельствах она только плечами бы пожала – какие, мол, пустяки! Но теперь и мелочи оказалось достаточно для того, чтобы беспросветное отчаяние затопило ее душу. Она и сама не взялась бы его объяснить. Но, как бы то ни было, выйти к ним в пыльной юбке и мятой рубахе значило нанести оскорбление их обряду, а поднять суету из-за такой ерунды, как чистое белье, – значило оскорбить память Свена. Ки села обратно на кровать и опустила голову на руки. Не могу больше, подумала она. Слишком многого они от меня хотят. Я пуста. У меня нет сил, в том числе и для этого их обряда. Зачем я здесь, что с меня толку? Что мне делать?.. Как же я устала… устала…