Пойдем играть к Адамсам
Шрифт:
Получила ли она удовольствие? Конечно же нет. У нее были разрывы (незначительные, как она подозревала; в конце концов, ей не было видно). Вследствие его насильственных действий она получила натертости, достаточно сильные, поскольку после похода в туалет у нее появилось жжение.
Вот так вот, – сказала себе Барбара и задумалась.
Как учительница она была достаточно хорошо образована в области секса, чисто теоретически. Но всегда есть маленький нюанс – чтобы понять что-либо по-настоящему, нужна практика. Разве я не должна была испытать хотя бы небольшое удовольствие? Она не могла вспомнить; изнасилование было скорее «общежитской» темой,
Тут ее размышления прервали. По коридору, за дверями ее комнаты, бежал Бобби. Барбара подняла голову и увидела, как он несется обратно с дробовиком в руке. Видение было кратковременным, но она успела разглядеть застывшее, испуганное выражение его лица и отметить необычную поспешность и лихорадочность его движений.
После первых двух дней, когда Барбара потеряла надежду на освобождение, она стала обращать на Бобби и Синди так же мало внимания, как и они на нее. Они прерывали ее тяжелый сон, приходили посмотреть большими, невинными и при этом равнодушными глазами на ее страдания, и потом уходили. Она не боялась их и не связывала с ними надежды. По ночам, когда она дремала и грезила о Терри, Теде или о чем-то еще, дети приходили и уходили скорее как картинки, плоды воображения. Теперь все изменилось.
Невероятно, но Барбара сразу поняла, в чем проблема. Это ей подсказали поведение Бобби, его поспешность, дробовик в руках. Она услышала, как выключился свет на кухне, как открылась и закрылась задняя дверь, и все поняла. Где-то рядом был бродяга. Это напугало ее больше, что все произошедшее.
Терпеть детские пытки, даже детские изнасилования – это одно, а беспомощность перед неведомым – совсем другое. Какой бы звук ни вспугнул Бобби, он был издан человеком, а не животным. Мужчиной, а не женщиной, кем-то сильным, а не слабым. Иначе и быть не могло.
Более того, даже вооруженный Бобби не смог бы тягаться с человеком из тьмы, который возник в воображении Барбары. Тот позаботится о нем при необходимости, а затем задняя дверь снова откроется. Сложно представить, что случится с ней, когда незваный гость наконец узнает, что здесь происходит, а лучше даже не представлять. Барбара затаила дыхание, чтобы услышать шум борьбы, звук выстрела – хоть что-то, – и ничего не услышала ни в течение первого часа, ни в течение второго. Она посмотрела на свои запястья, которые, казалось, были за много миль от нее, аккуратно связанные скаутскими узлами – выбленочными, если использовать правильный термин, – и почувствовала, что завтра, если оно настанет, она непременно должна сбежать.
Осторожно, очень осторожно она извлекла из памяти набросок плана, который придумала ранее и осуществить который у нее тогда не хватило решимости.
С
павший в огороде Бобби проснулся поздно от жарких лучей взошедшего августовского солнца, замерший, промокший, грязный и затекший. Дробовик влажно поблескивал там, где он положил его на фасолевые опоры (курок все еще был опасно взведен). Бобби резко проснулся, буквально подпрыгнув. Все страхи и тревоги прошлой ночи тут же обрушились на его плечи, вместе с чувством вины за то, что он вынужденно оставил караульный пост. Однако короткое размышление подсказало ему, что все в порядке. Он это чувствовал. Небо было бледно-зеленого цвета. Влажные, тропические облака грели на солнце свои обращенные к востоку лица. Птицы издавали привычный утренний гвалт, а река, когда Бобби осторожно встал и оглядел местность, была ровной и мирной. Самое главное, не было теней, где можно было бы спрятаться, и он уже не испытывал смятение. Сборщик тоже пропал? (Бобби теперь знал наверняка: кто-то там был, и это был Сборщик.) Или Сборщик все еще спал на сосновых иголках, укрывшись от влаги и комаров рваной рубашкой?
Он ушел. Бобби тоже это чувствовал. Угроза миновала. Взяв дробовик,
Что, если бы Сборщик пришел и нашел его спящим в саду с заряженным дробовиком, который можно взять и использовать? Или что, если бы он прошел мимо, ничего не заметив, как и планировал Бобби? Застрелил бы Бобби его или прогнал выстрелом в воздух? Сделал бы он вообще что-нибудь? Нет, ну правда? Да-нет, нет-да. Он не знал этого, как и не знал, что будет делать, когда снова наступит ночь. А что, если сегодня Сборщик придет проситься на работу и каким-то образом обнаружит – для этого не нужно быть гением, – что в этом доме есть лишь кучка детей, которые держат девушку привязанной к кровати? Я не знаю, – сказал себе Бобби, – просто не знаю.
В гостиной он осторожно прислонил ружье к боковой стенке камина, вытащил из кармана патроны и положил их на каминную полку, а затем рухнул в изнеможении. Он все еще был там – спал, – когда Синди, растрепанная, с заспанными глазами, прошла на кухню за утренней порцией замороженных маффинов.
– Прошлой ночью здесь кто-то был, – сказал он, проснувшись во второй раз.
– Да? – отозвалась Синди с набитым ртом, в ее голосе поначалу не было заинтересованности. Затем, когда все те медленные, сложные мысли, которые вертелись у Бобби в голове несколько часов назад, дошли до нее, она перестала есть и очень, очень осторожно отложила кекс в сторону.
– Кто это был? – тихо спросила она.
И Бобби рассказал ей.
6
Собравшиеся в полном составе члены Свободной Пятерки слушали о Сборщике со всей серьезностью, но без паники. Джон изложил первый план: Синди и Дайана будут наблюдать за Барбарой и территорией вокруг дома и подадут звуковой сигнал, если понадобится помощь, а Бобби и Пол пойдут с ним на разведку.
Они пошли вооруженными. Джон нес помповое ружье 20-го калибра, которое взял у доктора Адамса, Бобби – свой дробовик, а Пол – винтовку 22-го калибра, оснащенную оптическим прицелом. Оружие было для них чем-то привычным. Даже вечно подергивающийся Пол зимой ходил с отцом охотиться на уток. Все трое умели стрелять, и всем троим доводилось убивать разную мелкую дичь и птиц. На самом деле, если принять во внимание их нервозность, они представляли собой довольно грозный, пусть и небольшой отряд.
Они прошли по частной дороге Адамсов, мимо огорода, мимо тропинки, ведущей к дому Джона, и, свернув на первом повороте, оказались прямо за болотом. Проследовали параллельно извилистому руслу Оук-Крик, пока не добрались до места, которое они называли «соснами». Здесь неухоженные заросли и заболоченные земли сливались в почти непроходимую чащу из деревьев и кустов. Здесь каждое растение переплеталось с другим, каждое боролось за выживание, солнечный свет и воздух. Проигравшие битву мертвые деревья стояли, прислонившись к своим соседям, не способные упасть из-за тесноты. Их стволы и ветви обвивали лианы, образовывая зеленые пещеры, в которых можно было спрятаться.
По сигналу Джона дети развернулись веером, как настоящие разведчики, но эти предосторожности были тщетными. Сухие листья и кусты с треском ломались у них под ногами, выдавая каждый их шаг. Белки стрекотали и сновали в полумраке, осыпая их кусочками высохшей коры. Переругивались сойки, а маленькие невидимые существа устремлялись влево и пересекали болотные лужи, поднимая вверх мелкие брызги. Мальчики остановились, всматриваясь в зеленые тени и видя то, что подсказывало их сознание. Но в конце концов каждая серая фигура оказывалась деревом, а каждое движение – игрой света на листве. Наконец Джон крикнул откуда-то справа.