Пойдем играть к Адамсам
Шрифт:
– А вы?
– Мы были дома до того, как это случилось.
– Отпечатки пальцев.
– Сотрем. Машиной мы никогда не пользовались.
– Следы, – с некоторым отчаянием произнес Бобби.
– Заметем их.
– Время смерти, – сказал он. Для тринадцатилетнего мальчика это был довольно специфический термин. О знал его благодаря телепередачам и своему отцу-врачу.
– Ага, – сказал Джон.
– Подгадаем, – сказала Дайана. – Тут нам остается уповать на то, что взрослые нас не заподозрят. Если мы просто вернемся домой вовремя и будем вести себя совершенно естественно, –
Бобби тяжело вздохнул, затем озвучил очень простую вещь:
– Сборщик скажет, что он этого не делал, потому что он этого не делал. В это время он будет находится в другом месте. Значит, это все мы.
– Нет, если он будет здесь делать какую-нибудь работу и оставлять везде отпечатки пальцев. – Дайана подождала, не выдвинет ли Бобби контраргумент. И наконец торжествующе улыбнулась.
Бобби был ошеломлен. Дайана была по-настоящему злой и обладала извращенным мышлением. Слабым голосом утопающего он произнес:
– Он все равно скажет, что не делал этого.
– Его схватят и изобьют, или что там с такими делают. – У Дайаны было довольно скверное представление о работе полиции. – И что бы он ни говорил, ему не поверят.
– Почему?
– Кого волнует, что говорит какой-то сборщик?
– Взрослые все равно друг другу не верят.
– Отпечатки пальцев, время смерти… – Дайана ответила Бобби его же вопросами и дала ему время обдумать сказанное ею.
– Ну, не знаю…
– Хочешь сказать, ты согласен? – спросил Пол.
– Нет.
– Но ты бы согласился, если б это сошло тебе с рук.
– Мы не можем.
– Почему?
– Потому что мы… – Совершенно неожиданно по щекам у Бобби потекли слезы. – Потому что мы всего лишь дети. Кто-нибудь сломается и начнет болтать, как только взрослые его прижмут.
– Трус? – сказал Пол.
– Если они не добьются от Сборщика признаний, то мы тоже не будем признаваться, – сказал Джон. – Им придется выбирать между нами и им.
– Думаю, мы можем рассчитывать на помощь наших предков, – рассудительно произнесла Дайана. – Если скажем, что этого не было, и будем много плакать, нам поверят.
– Пол все расскажет.
– Кто ему поверит? – сказал Джон.
Дайана молчала.
В чем дети были единодушны, так это в том, что Пол был другим, совсем другим. Они никак не могли от него избавиться, поэтому, несмотря на его калечность, просто отвели для него место. Но он был реально чокнутым.
– Никто, – сказала Синди, и она была права.
Пол в ярости вскочил. При всех его странностях, глупым он не был.
– Я… – воскликнул он, в попытке опровергнуть обвинение. – Я… Я… – Было ясно, что Пол хотел сказать что-то, что нельзя выразить словами. Если б он огляделся вокруг, то даже нашел бы сочувствие. Все переживали, хоть и по-разному. Но он не смотрел по сторонам и не мог ничего выговорить. Вместо этого, не найдя слов, опустил голову, как маленький бычок, и, охваченный жаждой самоуничтожения, бросился к стене гостиной. Со стуком ударился в нее и упал на пол, но не потерял сознание. При всей своей кажущейся хрупкости и при этом невероятной энергичности, он, похоже, еще сохранял легкую связь с реальностью.
Члены
Расстроенный, обиженный, все еще не способный сказать, что хотел, он лежал на полу и рыдал. Это были душераздирающие звуки, звуки, издаваемые не просто обиженным ребенком, а ребенком брошенным, лишившимся всякой поддержки.
Дайана вскочила на ноги и подбежала к нему. Обычно она двигалась с ледяным спокойствием, но на этот раз ее движения были по-детски резкими, неуклюжими и пугливыми. Она перевернула Пола на спину и положила его голову себе на колени. Было очевидно, что ей жалко его. А Пол, если не брать во внимание его спазмы и подергивания, был вполне нормальным мальчиком. У него были светло-каштановые волосы, тонкие и вьющиеся. Карие глаза излучали тепло. На фоне короткого хлопчатобумажного платья Дайаны он выглядел очаровательно. Было в выражении его лица что-то умоляющее.
Дайана погладила его по голове в поисках шишки.
– Ты не поранился?
– Я… я… – пытался сказать он снова и снова.
– Пол! Пол, послушай меня. Помолчи.
– Я… что?
– Пол, ты сможешь сделать это.
– Что?
– Убить ее.
– Я?
– Убить ее, – сказала Дайана. – Как мы обсуждали.
Пол немного успокоился. Стал всхлипывать реже.
– Ты скажешь нам, что делать, и сам будешь первым. Понимаешь?
– Правда? – От снизошедшего на него озарения, глаза у него стали янтарными, как у кошки.
Дайана посмотрела на остальных троих. Она крайне редко кого-то о чем-то просила и не умела это делать.
– Он же может быть первым, не так ли? – спросила она. – Это несправедливо, но ему очень хотелось бы этого…
– Я… я…
– Быть первым в чем? – спросила Синди.
– Быть первым – убить ее.
Пол все еще не пришел в себя. Он перевернулся на бок и прижался лицом к худому животу сестры, словно хотел заползти к ней в утробу. Подогнувший ноги в позе эмбриона, он походил на младенца, готового вот-вот родиться.
– Он же может, верно?
– Подожди, – сказал Бобби. – У нас было собрание по этому поводу. Мы так и не проголосовали. Так ничего и не решили…
Джону пришлось согласиться, хотя, казалось, это его раздражало.
– Ладно, давайте проголосуем. Кто за то, чтобы убить ее?
– Я, – сказал Пол (а как же иначе?).
– Я, – сказала Дайана.
– Я, – присоединился Джон.
– О… я, наверное, – согласилась Синди.
– Нет, – возразил Бобби. Он перестал плакать, но все еще пребывал в удрученном состоянии.
– Ну, ты же хотел голосование.
– Это нечестно!
– Что не так?
– Я единственный, кто против…
– Для этого и нужно голосование.
– …и я должен сделать какую-то глупость только потому, что у вас не хватает ума это понять. Нас поймают. Говорю тебе, они узнают.
– Голосование!
– Подождите, – холодно сказала Дайана. – Мы можем пройти первую часть. Подготовимся, а затем, если что-то будет не так, как надо, остановимся. Мы всегда можем отпустить ее, даже в последнюю минуту.