Пойдем в кино?
Шрифт:
Андрей. О нашем Володе вы, значит, помните?
Клавдия Емельяновна. Как видишь, кроме великих композиторов со мной только он. (Указывает на фотографию.)
Андрей. А ваши ученики?
Клавдия Емельяновна. Я люблю их. Но они приходят и уходят… Среди них есть даже четыре лауреата. Горжусь! Когда они выступают, я с трудом достаю билеты. И этим горжусь!
Андрей. А сами они разве не присылают?
Клавдия Емельяновна. Сколько у них было учителей! В зале не хватит мест… К тому же, я преподаю теорию.
Андрей. Вы помните их?
Клавдия Емельяновна. Я даже украла у него однажды тоненькую тетрадку. За давностью срока это преступление может быть прощено. (Открывает ящик, бережно достает тетрадку.) Вот! «Нет, мне друзья, не быть поэтом! И не печалюсь я об этом…
Но когда стукнет сорок пять, (А это будет уж немало), Я разыщу свою тетрадь — И как бы все начну сначала…»
Андрей. Сейчас ему было бы сорок шесть с половиной.
Клавдия Емельяновна. Я надеялась, что он все же станет поэтом. И даже мечтала, что когда-нибудь напишу об этом поэте воспоминания. Ведь я два с половиной года не отрывала от него глаз. Я бы исследовала все его творчество. И его любовную лирику. Поскольку меня никто и никогда не любил, я была бы большим специалистом в этой области. Но других поэтов я изучать не хотела… И занялась композиторами.
Андрей (тихо). Только вот в том… что вас никто не любил, вы ошибаетесь.
Клавдия Емельяновна. Я ошибаюсь? Это — фантастика!
Андрей. И о косе вашей мечтали украдкою… (Протягивает ей том энциклопедии.)
Клавдия Емельяновна. Об этом написано в энциклопедии? Явная опечатка. Косы у меня никогда в жизни не было!
Андрей (притягивает том обратно к себе.) Ни одной косы?
Клавдия Емельяновна. Ни единой! Волосы для этого жидковаты.
Андрей (растерянно). Как же быть?
Клавдия Емельяновна. «С кем? С чем?..» — как пишут в учебниках русского языка.
Андрей. Мне показалось, будто мама говорила, что у вас была коса… о которой мечтали украдкою.
Клавдия Емельяновна. Обо мне всегда мечтали украдкою. Вслух не высказался никто!
Андрей. А может быть, вы забыли… насчет косы?
Клавдия Емельяновна. Фантастика! Да я бы хранила ее в несгораемом шкафу. Как память о своей былой прелести! Не было у меня ее… не было…
Андрей (после паузы). Я поздравляю вас с днем Восьмого марта… Он скоро будет.
Клавдия Емельяновна. Можешь сделать это непосредственно в день торжества. Я по праздникам (указывает на стену) всегда бываю в обществе твоего дяди… и виртуозов мировой музыкальной культуры.
Андрей. Может быть, я зайду. До свидания.
Клавдия Емельяновна. Тогда уж я и гостеприимство смогу проявить. Сегодня, прости, ты пришел неожиданно.
Андрей (направляясь
Клавдия Емельяновна. Маме, которая меня никогда в жизни не видела, привет от старой знакомой. И спасибо ей за косу!
Андрей. Передам.
Клавдия Емельяновна. И еще один нескромный вопрос: зачем ты все-таки ко мне приходил?
Андрей. Просто Георгий Степанович сказал, что Володя к вам хорошо относился.
Клавдия Емельяновна. И Георгию передай спасибо.
Андрей. Передам. (Уходит.)
Клавдия Емельяновна (проводит рукой по волосам). Какая уж тут коса?
По-прежнему негромко звучит классическая музыка.
Квартира Тараскиных. Людмила Васильевна и Георгий Степанович сидят на диване. Андрей стоит в дверях с томом Малой советской энциклопедии.
Георгий Степанович. Ты ходишь с этим томом, как я со своими авоськами. (Указывает на сумки возле стены.)
Андрей. Изучаю… А вы опять нам что-нибудь принесли?
Георгий Степанович. Просто я вспомнил, что мама в детстве любила бело-розовую пастилу.
Андрей. Еще одна традиция нашей семьи.
Георгий Степанович. И ее тоже поддерживаешь?
Андрей. Когда удается… (Не выпуская из рук энциклопедию, открывает дверцу буфета.) Пастила тут?
Людмила Васильевна. Как тебе не стыдно, Андрей? В следующий раз Георгий Степанович вспомнит, какой я в детстве любила суп. И явится к нам с кастрюлей.
Георгий Степанович. «Кастрюлей» меня еще никто прозвать не успел. А принести в дом то, что там любят… Разве это хуже, чем принести какую-нибудь неприятность?
Людмила Васильевна (задумчиво). Пастиле, как и другим детским привязанностям, я верна.
Георгий Степанович. И я помню детство гораздо лучше, чем то, что было на прошлой неделе.
Андрей. Тогда вспомните, пожалуйста… очень прошу вас: может быть, у вас в классе была еще одна Клава. Кроме Филимоновой… Еще хотя бы одна!
Георгий Степанович. И вспоминать нечего! Еще одна точно была. Но это… моя жена.
Людмила Васильевна (привставая от удивления). Как… жена? Ее же зовут Марьяшей!
Георгий Степанович. Прозвали Марьяшей. Потому что фамилия ее — Марьяшина. Да к тому же, имя Клавдия родители дали, не посоветовавшись с ней. Марьяшу оно не устроило.
Людмила Васильевна. А на работе?
Георгий Степанович. Там-то она Клавдия Николаевна.
Андрей. А в школе была только Марьяшей?
Георгий Степанович. Разумеется, в классном журнале все было точно, как в метрике. Мы же звали ее Марьяшей.
Андрей. И дома так?
Георгий Степанович. Ну, дома-то мы просто… не смеем иначе! Кстати, пора домой. Посидел, отогрелся.