Пойманные под стеклом
Шрифт:
силы бьет по старому кассовому аппарату.
– Если Квинн не выживет, это твоя вина, - говорит она.
И нравится мне или нет, я должна принять это: Кровь Квинна Каффри на моих руках.
Мне понадобилось много времени, чтобы прийти в себя. Тогда я внезапно понимаю,
что погребен под кучей кирпичей. Мой рот полон грязи и пыли.
Они как-то проникли под мою дыхательную
лишь бы оно было жидким.
К счастью, я могу дышать. Мой кислородный баллон не лопнул во время взрывов. Однако,
ничего не видно. Я моргаю. Не помогает. Вокруг меня беспросветная тьма.
Как-то я умудряюсь откинуть слой гальки с лица и пытаюсь сдвинуться на пару миллиметров,
хотя, каждая часть тела неистово болит.
И в самом дела пространство увеличивается. Вообще-то ощущения такие, будто огромная
бетонная плита лежит на мне.
Я снова переворачиваюсь на спину и пытаюсь, поднять плиту. Но она не сдвигается.
Хотя она спасла меня от того, чтобы меня полностью засыпало, но поймала меня в ловушку.
Из-за того что так темно я даже не могу понять как глубоко нахожусь под обломками.
Я сгибаю и разгибаю ноги, чтобы знать наверняка, что вообще их чувствую. Хотя: может
быть их правда не существуют.
В фильме я видел, как солдат во время войны потерял ноги и даже не почувствовал боли, от
нанесенного увечья.
Вместо этого он начал говорить о женщине или о чем-то в этом роде. Чем более спокойным и
расслабленным он был тем более невероятным было для него, что он потерял ноги, или
голову или другую часть своего тела. Или был мертв.
Возможно, я тоже мертв. Раньше я никогда не думал о смерти, но если бы меня заставили
описать ее, я бы представил ее именно такой: узкая, одинокая темнота.
Я надеюсь, что Беа ускользнула от них. Все-таки я видел, как она убегала вместе с Алиной и
Мод. И надеюсь, Алине тоже это удалось.
Я пытаюсь позвать Беа, но мой голос только поднимает пыль, и я начинаю кашлять. Но если я
кашляю, я жив. Или?
Я не хочу любить Квинна. Почему я не могу любить кого-то, кто ответит мне
взаимности? Почему моя жизнь не может быть размеренной и счастливой? Не хочу сутками
тосковать по Квинну!
И сейчас, когда он исчез, скучаю еще больше так, что сжимается грудь. Так сильно, что все
тело болит. Как будто оно отравлено.
Я люблю Квинна не так, как любят родителей: сладкой, но очень спокойной, не волнительной
манерой. Я люблю его так, что чувствую каждый нерв в моем теле, если мы вместе.
Если
всюду: в животе, в затылке, между ног. Такую сильную, что вздрагиваю и прикусываю губы,
чтобы не закричать.
Но он никогда не узнает об этом, так как я слишком труслива, чтобы рассказать ему . Я боюсь
его реакции, которую он определенно сыграет, если не сможет ответить мне взаимностью.
Поэтому я лучше буду ежедневно бегать с ним рядом в надежде, что он, возможно, однажды
заинтересуется мной. Это в тысячи раз лучше, чем услышать отказ.
Разочаровано я пытаюсь отбросить мысли, что он, вероятно, именно сейчас умирает.
И разочарованно я пытаюсь стереть мысль, что, если он умирает, то думает в это время об
Алине, в то время как я думаю о нем.
Как долго я уже так лежу? Трудно следить за временем, если нет ощущения
пространства и вокруг полная темнота. Пф, только теперь боль начинает проявляться в спине
и ногах.
Я кашляю все время пока лежу и уверен, что танк давно покинул территорию. Если Беа,
Алина и Мод искали бы меня, они бы уже давно нашли меня, или?
Услышали бы они мой кашель? Вероятно, он не долетает до них, так как я покрыт десятками
тысяч кирпичей и цементными плитами. Все же, как может быть так темно?
Вполне возможно, что я просто сгнию в этой куче мусора. Что ж, если обломки когда-нибудь
разгребут, они найдут лишь кучу костей. Я пытаюсь кричать.
– Беа!
– звучит скорее как шепот.
– Беа!
– пытаюсь я еще раз, но мой голос также обессилен как
и остальные части моего тела. Я снова кашляю и на это раз кашель вызывает достаточно
много шума, так как мои легкие, очевидно, пытаются избавиться от пыли.
Я кашляю и кашляю, переходя в паническое пыхтение. Я умру здесь. Мой кислородный
баллон закончится, в любом случае так лучше, чем очень медленно умирать от голода и
жажды.
– Беа!
– кричу я.
– Беа!
– она должна была спрятаться, когда начались выстрелы. И теперь она
либо погребена как и я, или ищет меня. Или же она мертва. Однако, она вряд ли уйдет, не
найдя меня. Или?
– Беа?
– я задыхаюсь и кашляю.
– Беа?
Снова и снова я вынуждена убеждать себя, что голоса, которые слышу, только эхо
наших собственных, которые отражаются от стен в тоннеле.
То, что бормотание вокруг нас, наше собственное. И, когда слышу крики Квинна о помощи, я
вынуждена напомнить себе, что мы в тридцати метрах под землей, и мы не смогли бы
услышать его, даже если бы он кричал.
Но я не могу выкинуть мысль из головы, что Квинн в беде. Что, если он действительно