Пойманные под стеклом
Шрифт:
Внезапно сильный взрыв сотрясает стадион и генерал вместе с Сайласом падают на землю, в
то время как мы с трудом удерживаемся на ногах. Я складываю руки и иду к выходу вместе с
солдатами, пока камни, штукатурка и осколки стекол обрушиваются на нас. Одного взгляда
назад достаточно, чтобы понять, что генерал и Сайлас поднялись на ноги и следуют за нами.
Следующий залп заставляет стены шататься. Мы видим, что отдалились от стадиона. Темные
черные облака затемняют солнце. Солдаты больше
выглядит как огромное, агрессивное животное. Последний взрыв поднимает в небо обломки и
нам не остается ничего другого кроме как бежать, так как огромное здание может рухнуть в
любое мгновение.
И когда внешние стены обрушиваются внутрь, мы останавливаемся и оборачиваемся. Только
дубы, березы, ивы возвышаются покрытые толстой липкой черной пеной. Растерянные
взгляды нескольких солдат мечутся между нами, умирающими деревьями и генералом. Его
же единственная реакция на это - он потирает подбородок.
– Сэр?
– говорит один из солдат, но генерал только пожимает плечами. Некоторые из солдат
решают просто отвернуться, но четверо или пятеро снова направляют оружие на нас.
– К танкам!
– приказывает генерал, после чего и последние солдаты сдают свои военные
позиции и семенят прочь.
– И что теперь?
– спрашивает Сайлас. Приставляет свой пистолет к голове генерала и смотрит
на него колючим взглядом. Но Каффри только моргает, и не пытается призвать своих людей
обратно, чтобы они защитили его.
– Я должен был бы прикончить вас, - шипит Сайлас.
– Ты должен увидеть, что из этого выйдет, юноша, - отвечает генерал и тяжело ступает по
снегу, не оглядываясь на Сайласа.
– Как много ты увидела?
– выпаливает Олд Ватсон, едва он появляется в дверях. Но мне
не нужно ему отвечать, за меня говорит мое лицо, что видела я все. И его лицо подсказывает
мне, что я не обманулась, поверив увиденному.
– На скорбь нет времени, девочка, это может подождать, - он берет мою сумку и набивает ее
некоторыми вещами, которые находятся в его квартире. Затем идет в спальню и возвращается
с охапкой вещей. Он подходит ко мне и грубо берет мою голову в руки.
– Самое время бежать.
Но я остаюсь стоять как вкопанная у балконной двери. Через стекло я наблюдала, какая
анархия распространяется за окном. Витрины были опустошены. Трамваи захвачены. На
близлежащих улицах раздается шум. Люди, кажется, переполнены яростью. Я же напротив
чувствую себя, как будто внутри меня охватило ледяное спокойствие.
– Уходим сейчас, давай же, - настаивает Олд Ватсон и выключает
показывает лишь черно-белый шум.
– Давай уже пойдем.
– У меня нет места, куда я могла бы пойти, - говорю я.
Не прошло еще и часа, как я стала круглой сиротой. Слово "сирота" всегда звучало для меня
как-то романтично. Я представляла себе сирот как маленьких девочек с чепцами и мальчиков
в коротеньких изношенных штанишках. Что общего у этого слова со мной?
– Ты должна выбраться из Купола. На улицах чрезвычайное положение, и это твой шанс. Я
знаю дорогу.
– А что с Квинном?
– Он сам сможет о себе позаботиться.
Я все еще не двигаюсь. Вместо этого смотрю на свои руки. Папа всегда говорил, что у меня
мамины руки. Прекрасные, стройные руки, созданные, чтобы играть на пианино. Но они
никогда не могли позволить себе этого.
– Беа, это не будет продолжаться долго, они могут выпустить газ вместо воздуха и это срубит
всех нас. Они уже делали это много лет назад. И тогда будет слишком поздно, тогда тебе не
поможет кислородный баллон, так как тебя сразу заметят. Так что у тебя не так много
времени, - Олд Ватсон поднимает меня и толкает вперед себя из квартиры.
На улицах господствует чистый хаос. Из всех углов и закоулков стекаются Вторые в
направлении первой зоны, всюду они собираются бунтующими группами, многие из них
держат в руках самодельное оружие. И те, кто не двигаются вместе с потоком, встают на их
пути и пытаются их сдержать. Родители вырывают детей из суматохи, а дети родителей.
– Здесь прямо, - Олд Ватсон прокладывает дорогу через толпу и тянет меня в темный
переулок. Я следую за ним, но внезапно мои колени подкашиваются и я падаю. Вполне
возможно, что они уже снизили поток кислорода и заменяют его на газ, так как я не могу
больше дышать. И не только это, мое сердце замедляется и одна рука начинает дрожать.
– Я думаю у меня сердечный приступ, - пыхчу я. Олд Ватсон сразу опускается на колени рядом
со мной и пытается поднять меня.
– Нет, это не сердечный приступ, а разбитое сердце. Это ощущается одинаково, я знаю, -
объясняет он, пока старается все же поднять меня.
– Давай уже, Беа, вставай. Твои родители
хотели бы, чтобы ты жила!
Он продолжает и дальше уговаривать меня, я замечаю это, но совершенно не понимаю, что он
говорит, так как боль в моей груди очень сильная и колкая, так что я не могу думать. Я ничего
не слышу, но через некоторое время могу немного видеть. Я вижу свет в конце темного