Поймай падающую звезду
Шрифт:
Элвис как будто ничему не удивлялся. Он присел на подлокотник моего кресла, верхом на одну из львиных голов, погладил меня по голове и очень нежно сказал:
— Ах, душа моя! Ты и в самом деле грустишь…
А я только кивала головой. Совсем как сдавшийся ребенок, решивший наконец расплакаться.
4
Где-то между третьим и четвертым стаканчиком виски Элвис рассказал мне, как однажды ночью, удивив самого себя, он женился на болгарской укротительнице львов. Она была слегка косоглазой, однако с кнутом обращалась великолепно. И это ему понравилось. Они прожили вместе всего два года, и все это время напролет они спорили о том, кому за кем следовать: ему ли
— Ты правильно поступил, — сказала я Элвису. — Человек не должен изменять своей мечте. Что бы ни случилось. Брак — величайший убийца мечты.
— Но ведь не все же так отвратительно, душа моя?
— Нет, конечно, не все так отвратительно. Но… временами бывает так грустно. Иногда я ловлю себя вот на чем. Он сидит в своей комнате и занимается какими-то своими делами. Я сижу в другой комнате и безуспешно пытаюсь хоть на чем-то сосредоточиться. И тут мне приходит в голову мысль, что я могла бы подойти к нему и, скажем, уговорить хоть на какой-то секс по-быстрому. Он бы согласился. Он всегда соглашается. И только соберусь, только встану и направлюсь к его комнате… И тут бросаю взгляд на журнальный столик, а там у меня в чашке дымится какао, которое я только что сварила, вкусное, сладкое какао, которое я так люблю, и — тут же передумываю. Конечно же, не хочется, чтобы какао остыло. И говорю себе: ладно, сначала какао выпью, а потом к нему в комнату. Но стоит мне только так подумать, как уже становится ясно, что ничего из этого не выйдет. Знаю, что обманываю себя. Понимаешь, в это мгновение я люблю больше какао, чем его. И что тогда человеку делать? Ну что?
Элвис смотрел на меня так, будто на самом деле понимал.
— Однажды ночью мне приснился Бог, — начал он. — У Бога не было лика, он не был похож на человека. Он был каким-то вьющимся растением, которое обвивалось вокруг палки или дерева, черт его знает… На моих глазах этот вьюнок рос и по спирали взбирался на эту палку, а мне во сне было ясно, что это Бог, который именно в этот момент демонстрирует мне смысл времени. Не знаю, сумею ли я тебе это объяснить. Этой палкой в центре был я. Этот вьюнок был Богом в пространстве времени. Скорость, с которой вьюнок рос, была скоростью течения моей жизни. Что-то в этом роде…
Наверное, мы с Элвисом прилично напились, потому что мне показалось, будто я точно знаю, как выглядит этот вьюнок. Я даже чувствовала, как мелкие белые цветочки распускаются вокруг меня, по всему телу. Листочки вплетаются в мои волосы. Я даже почувствовала, как где-то в районе груди стебелек подбирается вверх к моей шее, и только вопрос времени, когда он обовьется вокруг нее и примется душить меня.
5
Оба мы болтались на волнах. Каждый на своем надувном матрасе. Муж прикрыл бейсболкой лицо, а руки заложил под затылок. Нас грело приятное вечернее солнце. Пляжный гул смешивался с музыкой, раздававшейся в трех прибрежных кафешках. И детский визг. И старик, который неспешно входил в море, смачивая ладонью части своего тела, как будто мгновенное погружение в воду грозило ему смертью. Кто знает, может, и так — разве я что-нибудь знаю об этом? И молодая парочка неподалеку от нас страстно обнималась в воде, так что я прямо почувствовала, как ее ноги охватывают его бедра. И как он придерживает ладонями ее задницу. Все это в одно мгновение я увидела совершенно отчетливо. И в центре всего этого лежала я, ожидая неизвестно чего.
Я точно знала, что в это мгновение сказал бы каждый из этих людей, которые уже постепенно исчезали из моей жизни.
И я знала, что смогла бы им ответить.
Вьюнок по-прежнему
Я опять посмотрела на мужа. Мне был знаком каждый миллиметр его тела. И не было на нем ни малейшей частицы, которая была бы мне особенно противна. Все это каким-то необъяснимым образом стало моим, навсегда. Эти волоски на ногах, этот юношеский изгиб бедер, эти ухоженные ладони, эти родинки, которые по какой-то причине не выносили поцелуев, я наизусть знала и то, что не было доступно взгляду, то, что лежало на матрасе и было скрыто плавками, знала ту твердость, которая любила прижиматься ко мне по утрам, я знала запах его дыхания, я знала, что даже в своих самых безумных фантазиях он не мог подозревать, о чем я в эту самую секунду думала.
И когда солнце наконец зашло, он замерз и снял бейсболку с глаз. Проморгался и посмотрел на меня:
— Ну что, пошли?
Я улыбнулась в ответ и кивнула.
Еще только разочек, сказала я вьюнку. Только сегодня, потерпи.
Нежно-зеленый росток — я хорошо рассмотрела его — вырос именно в это мгновение и обдал мои глаза каким-то прохладным ветерком, похоже, угрожая мне. Или именно в этот момент начало смеркаться? Не уверена…
Йован Радулович
Михайло Пантич
Горан Петрович
Драгослав Михаилович
Светлана Велмар-Янкович
Вида Огненович
Радован Бели-Маркович
Милица Мичич-Димовска
Давид Албахари
Радослав Братич
Милован Марчетич
Васа Павкович
Любица Арсич
Горяна Чирянич
Елена Ленгольд
Центр книги Рудомино
Внимание!
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.
После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.
Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.
notes
Примечания
1
Филип Вишнич (1767–1834), сербский гусляр, автор и исполнитель народных песен.
2
Карагеоргий (1762–1817), руководитель Первого сербского восстания против Османской империи, основатель династии Карагеоргиевичей.
3
Вук Караджич (1787–1864), сербский лингвист, создатель литературного сербского языка; Досифей Обрадович (1742–1811), сербский просветитель и реформатор.
4
Здесь речь идет об убийстве двух и ранении трех депутатов от Хорватской крестьянской партии, в том числе Степана Радича, которых 20 июня 1928 года расстрелял из револьвера в Скупщине Королевства сербов, хорватов и словенцев Пуниша Рачич, депутат от правящей Радикальной партии.
5
В сербской народной песне «Строительство Скадара», этого города на Бояне, ныне албанском, а в средние века — сербском, символизирует строительство или любое другое дело, которое невозможно завершить.