Пойте им тихо
Шрифт:
— А где же машина? — спросил Серега, отдуваясь.
— Черт ее знает. Видно, еще не подогнали.
— Смотри-ка: поленились даже тряпки свои из шкафа вынуть. Дескать, донесут, не надорвутся.
— Еще бы. Не им же нести.
Покурили. Машины все не было.
— А в какой район они переезжают?
— Не знаю… Идем за остальным. Снесем, а потом все сразу погрузим.
Они вынесли стол, стулья, комод. Взялись за кухню… Зоя проснулась — Серега и Валера как раз схватили посудный шкафчик и с грохотом поволокли
— Вы с ума сошли, что вы делаете?!
— Ты, хозяйка, лучше скажи, где твоя машина. У нас простой получается.
— Какая машина?
И тут в бледном освещении лестничных клеток Зоя увидела, до какой степени они перемазаны краской. Ее стал душить хохот. Они не были похожи на грузчиков. Они были похожи на танцующих папуасов.
Но тут же ей стало не до смеха. На снегу у подъезда стояла вся ее мебель. Посреди пустынной улицы.
— А ну несите обратно! — У Зои сорвался голос.
— Как обратно? — Валера стал шуметь. — Если переезжать раздумали, надо было сообщить об этом вовремя. А теперь, хозяйка, придется заплатить. Свинство какое!
Якушин тем временем тоже проснулся. Он стал бродить по комнатам. Он наткнулся на спящего Леонтия, начал дергать его и клясться:
— Я «наш», ребята… Ну честное слово даю «наш».
Леонтий едва не потерял рассудок. Он увидел себя на тахте в наполовину пустой и потому незнакомой спальне. Тахта как бы плыла в воздухе. А сбоку за тахту цеплялся и лез на нее какой-то идиот. От идиота разило олифой, и бубнил он нечто неразумное:
— Я «наш», ребята… Ну разве нет?
— Наш, наш, — Леонтий решил во всем поддакивать.
Он уже понял, что это не сон, не кошмар. Он только не мог сообразить, где он находится, как сюда попал.
В гостиной оставался еще в углу низенький столик с недопитыми бутылками — к нему Якушин и тянул Леонтия. Якушин был счастлив. Наконец-то он услышал, что он «наш». Оба выпили. Якушин тихо плакал. Теперь он хотел песню — «ту самую, нашу, из детства». Леонтий уступал во всем. Он постарался ухватить мелодию. И теперь оба пели:
Караси, караси, голубая речка…Вошли Валера с Серегой и с ними Зоя. Они бранились. Они никак не могли сойтись в цене за обратный внос мебели.
— Да вы просто кретины! — кричала Зоя. — Я вообще не обязана вам платить!
Якушин, увидев Валеру и Серегу, кинулся к ним:
— Ребята, ребята. Я — «наш»!
— Да заткнись ты! — Ребятам было не до него.
Зоя крикнула Леонтию:
— Беги скорее вниз! И не отходи ни на шаг. Мебель посреди улицы!
Леонтий не понимал. Наконец понял — помчался вниз.
Якушин цеплялся за ребят. А ребята — Валера и Серега —
— Последнее слово, хозяйка. Или ты нам платишь, или нет?
— А с ментами побеседовать не хотите?! — Зоя с криком выскочила из квартиры.
Она заперла их на ключ, на два оборота, и теперь как на крыльях летела в милицию. Она миновала свою мебель. Хлопьями падал снег. Плохо одетый Леонтий честно сторожил добро посреди пустой улицы. Он сидел на комоде, курил и болтал ногами.
В квартире Валера и Серега сели допивать остатки.
— Это ты нас свел с такой клиенткой? — угрюмо спрашивал Валера у Якушина.
— Ребята, да я… да если надо…
— Молчи уж!
Они допили. За окном чуть брезжило.
— Заперла нас она. Надо как-то выбираться отсюда.
Оказалось, что есть балкон, — на душе сразу стало легче. Этаж был третий, но внизу было много снегу.
— Светает.
— Ага.
Здесь же, на балконе, ребята вдруг заметили, что здорово перемазались краской. Валера сказал:
— Первый раз в жизни пришлось нести крашеную мебель. Даже не заплатили.
Серега махнул рукой:
— Да черт с ними, с деньгами. Ну, Якушин, показывай пример, как надо прыгать! Или давай я первым буду.
— Я! Я!.. — Якушин закинул ногу и перелез решетку.
В глазах его стояли счастливые слезы. С пьянящей душу мыслью: «Я «наш», уж теперь-то я «наш»!» — он прыгнул в темноту, целясь в смутное белое пятно далекого сугроба. За ним прыгнул Серега, а после Валера. Через час их забрала «Скорая помощь».
Их так и поместили рядом — втроем в общую палату. Валера и Серега сломали каждый по руке и ноге. Якушин отделался легче, сломал только ногу. В этом его упрекнули.
Когда боль на минуту утихла, Якушин спросил:
— Ребята, почему вы хотели меня обидеть? — Голос его дрогнул. — Почему вы говорили, что я «не наш»?
Валера ответил сурово. Его мучила боль.
— Не наш!.. Ты даже, когда прыгал, сугроб себе выбрал получше.
На зимней дороге
Рассказ
Нет туда ни моста, ни парома. И только зимняя дорога идет через Зябликово.
Зато каждую зиму Ермилов пробует и открывает здесь путь. Он ходит у берега, покрикивает, посмеивается. Запряженные одной лошадью сани уже перед ним, все готово, а он похаживает, придает моменту значительность. И это не для себя только, не себя ради. Другие тоже хотят видеть значительность, и вот они видят ее. Ермилов подбирает в сани «для весу» двух бабенок, усаживает их, посмеивается над ними и… вдруг среди собственного посмеиванья, не предупреждая, бьет лошадь сильным коротким движеньем кнута. Лошадь берет сразу, рывком, а бабенок откидывает назад так, что они чуть не ломаются в спине.