Поющая в башне
Шрифт:
– Уймись! Из-за тебя нам и так досталось. Забудь о его существовании.
– Как ты вообще работал в органах?!
– Самсонов сел на водительское сиденье и достал из кармана искореженные останки очков.
– Твою мать...
– Я поведу.
– Отлично!
– Саша раздраженно вылез из машины.
– Возьми себя в руки. Заедем в оптику.
– Сначала завези меня на заправку. Мне тоже, черт возьми, надо в туалет.
– Ты почти в лесу. Кругом кусты. Дорогая пустая. И ты хочешь на заправку? Вы что, все
– Просто. Заведи. Машину.
Умывшись и справив все свои надобности, а заодно подкрепившись холодным вчерашним сэндвичем, который унылым слизняком прополз в желудок, Саша немного пришел в себя и смог рассуждать здраво. Готовые очки вернули ясность зрения, хотя форма оправы не отличалась безупречностью. Он вновь взял гладкий упругий руль Булочки в свои руки и почувствовал себя человеком.
– Тебя отвезти домой?
– спросил он у Князева, под мерное тиканье поворотников выезжая на Кутузовский.
– Конечно! А что, ты сам еще не закончил на сегодня?
– Какое там! Мне надо найти Варю.
– А что ее искать?
– Паша откинул козырек с зеркальцем и, втянув нижнюю губу, пытался разглядеть ссадину на подбородке.
– Басист сказал, она живет с Костиком.
– У Костика, ясно?!
– Самсонов крепче вцепился в руль.
– Это разные вещи.
– Ревнуешь?
– И нечего лыбиться! Просто люблю точность.
– Так в чем проблема? Выясни у Ильи адрес и поезжай за ней. И закинь меня по дороге, у меня еще собака не гулянная.
– Это святое.
Саша по громкой связи набрал басиста и с его помощью дозвонился-таки до ударника, но на вопрос о Варе- Лере Костик только обеспокоенно сообщил, что девушка дома не появлялась. Парень явно переживал, и Самсонов с неохотой рассказал ему, что она уже свободна.
– Я чуть не свихнулся от страха!
– сбивчиво тараторил барабанщик.
– Позвоню, если она приедет. Она упоминала проблемы с предками, но чтобы настолько... Только Вы это... Тоже мне скажите, что и как. И у меня ее вещи. Жесть какая! Я думал, это только в кино...
Самсонов отложил телефон.
– Ну вот, теперь ищи ее, - буркнул он.
– Найду и запру.
– Женись уже на ней и успокойся!
– Князев захлопнул козырек.
– Как вы меня достали оба!
– Сейчас отвезу домой, не нуди.
– Какое теперь домой! Поехали к Воропаевой.
– Зачем?
– Ах, да... Чему я удивляюсь, - протянул Паша, обреченно помотав головой.
– Тебе все надо разжевывать. Слышал Костика? У нее проблемы с предками. Сам подумай, из-за кого она вляпалась по уши? Ей как минимум понадобится забрать у матери вещи! Благо, теперь она может спокойно там появиться.
Саша развернулся назад на первой же пунктирной разметке и погнал к элитному жилому комплексу. Величественно подсвеченные скульптуры Триумфальной арки пронеслись мимо, а следом
– Проверь, какой у нее там точный адрес, - бросил Самсонов.
Паша вытащил из внутреннего кармана смартфон: по экрану растянулась паутина трещин.
– Сволочи, - пробормотал он, включая аппарат.
– С меня новый, - нетерпеливо откликнулся Саша.
– Можешь разглядеть фото документов?
– Частично...
– Князев развернул телефон горизонтально и из-за мертвых участков матрицы показался текст.
– Дом семьдесят девять, квартира двести пятнадцать.
Пчелиные соты башен, испещренные тысячами зажженных окон, громоздились над водой, отражаясь в черной глади. Что-то сталинское чудилось Самсонову в этом новострое. Три исполинских термитника цвета выгоревшей австралийской пустоши. Воропаева не удовольствовалась бы чем-то меньшим.
Не найдя свободного места, этой редкой удачи для москвича, Самсонов притормозил на аварийке у извилистого съезда в подземный паркинг и наклонился, чтобы ослабить шнурки на опухшей щиколотке. В этот момент раздался мощный глухой удар, и Сашу шарахнуло шеей об руль.
– Твою ж мать!
– с чувством рявкнул он, выпрямляясь.
– Какая сука?!
Через лобовое он увидел, что чей-то уродский фиолетовый капот тараном вошел в мордашку его Булочки. Очередная обезьяна с гранатой! Ну все, сейчас ей мало не покажется... Он выскочил из машины со всей стремительностью, доступной его больной ноге, и бросился к горе-водительнице.
– Ради Бога, простите, я не заметила, - бормотала девушка, опуская стекло.
– Саша, ты? Боже, Булочка?! Я въехала в твою Булочку?! О, нет...
– Варя?
– он застыл.
В гематомах на пол-лица было сложно различить знакомые черты. Только распахнутые, неистово лазурные от слез глаза.
Тогда, у Газиева, он был без очков и заметил лишь размытое лиловое пятно на скуле, но теперь, когда она была прямо перед ним в резком свете уличного фонаря, он как под микроскопом видел каждый след изощренного насилия. На ее коже, такой нежной, такой мучительно душистой и сладкой, как теплое топленое молоко и вересковый мед.
– Что он с тобой сделал?
– Самсонов содрогнулся.
– Сашенька, милый, ты только не сердись, - умоляюще шептала Варя.
– Мы все починим. Она будет как новенькая. Я не хотела... Просто не заметила, давно не была за рулем...
– Ты о чем?
– рассеяно спросил он, не в силах отвести взгляд от мокрых дорожек на ее щеках.
– О твоей Булочке... Прости меня, пожалуйста...
– Ах, да... Машина...
– Самсонов махнул рукой, даже не оглянувшись на смятый капот.
– Плевать, всего лишь груда металлолома. Ты цела? Черт, Варя, ты вылезешь или так и будешь там сидеть? Почему ты плачешь? Сильно болит?