Поющие пески. Дело о похищении Бетти Кейн. Дитя времени
Шрифт:
— Нет.
— Так вот, Мортон начинал адвокатом, но потом переметнулся в священники и вообще отличался тем, что держал нос по ветру. Он стоял на стороне Ланкастеров, пока не стало ясно, что Эдуард IV вновь занял в Англии прочную позицию. Тогда он помирился с Йорками, и Эдуард сделал его епископом Илийским и вдобавок викарием уже не знаю скольких приходов. Но после восхождения на трон Ричарда он поддерживал сначала Вудвиллов, а затем Генриха Тюдора и в конце концов получил от него кардинальскую шапку как архиепископ…
— Постойте! — вдруг прервал его Брент. —
— Да, тот самый Мортон. Никто не умел лучше него выжимать деньги для казны Генриха VII. И я нашел возможную причину его личной ненависти к Ричарду задолго до убийства принцев.
— Да?
— Эдуард принял от Людовика XI крупную взятку и заключил с Францией невыгодный мирный договор. Ричард весьма отрицательно отнесся к этому — дельце и впрямь было позорное — и умыл руки. Но Мортон активно выступил и за договор, и за деньги. Даже получил от Людовика весьма приличную пенсию — две тысячи крон в год. Вряд ли он легко проглотил все нелестные высказывания Ричарда по этому поводу.
— Пожалуй, вы правы.
— И конечно, при гораздо более строгом Ричарде Мортону жилось похуже, чем при добродушном Эдуарде. Так что он занял бы сторону Вудвиллов даже без убийства мальчиков.
— Относительно этого убийства… — начал было молодой человек и замолчал.
— Слушаю вас.
— Относительно этого убийства, убийства двух принцев… Разве не странно, что никто не говорит о нем?
— Как это понимать: никто не говорит?
— Последние три недели я просматривал бумаги современников Ричарда — письма и тому подобное. И нигде ни слова о принцах.
— Быть может, люди просто боялись? В то время было опасно распускать язык.
— Хорошо. Тогда, как вам понравится другой факт? Известно, что после битвы при Босворте Генрих созвал парламент, который по его требованию принял акт, обвиняющий Ричарда в государственной измене. Там Ричарду в вину ставится жестокость и тирания, но даже не упоминается об убийстве принцев.
— Что?! — воскликнул пораженный Грант.
— Да, да! Ваше удивление вполне оправданно.
— Вы в этом уверены?
— Совершенно.
— Но Генрих занял Тауэр немедленно по прибытия в Лондон после битвы. Если мальчики исчезли, он тут же поспешил бы возвестить об этом. Такой козырь! — Грант озадаченно умолк. — Я не вижу здесь смысла, — продолжал он. — Как можно объяснить, что Генрих не пытался воспользоваться исчезновением принцев?
Брент поудобнее поставил свои длинные ноги.
— Существует единственное объяснение, — промолвил он. — Мальчики никуда не исчезали.
Наступило еще более долгое молчание, во время которого Грант и Кэррэдайн поедали друг друга глазами.
— Какая-то ерунда получается, — не выдержал наконец Грант. — Должно существовать какое-то очевидное объяснение, которого мы просто не видим.
— Например?
— Не знаю; не было времени
— У меня было почти три дня, но я так и не придумал ничего подходящего. Единственная гипотеза, объясняющая все факты, состоит в том, что, когда Генрих овладел Тауэром, принцы были живы. Акт, обвиняющий Ричарда в измене, составлен самым бессовестным образом. Генрих также обвиняет в измене сторонников Ричарда, оставшихся верными законному королю, сражающемуся против завоевателя. В акт были включены все обвинения, которые только мог сочинить Генрих. Худшими из них были обвинения в жестокости и тирании. Но о принцах там ни слова.
— Поразительно.
— Невероятно, но факт.
— Значит, при жизни Ричарда его в убийстве принцев не обвиняли.
— Правильно.
— Но… погодите. Ведь за это убийство повесили Тиррела. Перед смертью он во всем сознался. Вот, смотрите. — Грант взял книгу Олифанта и стал искать нужное место. — Тут где-то все написано. Никаких загадок. Убийство совершил Тиррел; его признали виновным, он сознался и взошел на эшафот.
— Это случилось сразу после вступления Генриха в Лондон?
— Сейчас посмотрим. Вот здесь. — Грант быстро просмотрел страницу. — Нет, его казнили в 1502 году… — Тут он внезапно понял смысл названной даты и повторил, уже озадаченно: — В 1502 году…
— Но ведь… но ведь это…
— Да. Спустя почти двадцать лет…
Брент пошарил в кармане, вытащил портсигар и затем торопливо спрятал его.
— Курите, если хотите, — сказал Грант. — А мне хорошо бы выпить чего-нибудь покрепче. Голова моя, похоже, работает не слишком уверенно. Сейчас я чувствую себя, как в детстве во время игры в жмурки, после того как мне завязали глаза и хорошенько раскрутили.
— Да, — согласился Кэррэдайн, закуривая сигарету. — Полная тьма, и голова кружится.
— Сорок миллионов школьных учебников не могут ошибаться, — через некоторое время произнес Грант.
— Разве?
— А разве могут?
— Раньше я тоже так думал, но теперь уже не столь уверен…
— Не слишком ли вы поспешны в своем скептицизме?
— Нет. И потрясла меня даже не наша история с Ричардом.
— А что же?
— Одно событие двухсотлетней давности, названное Бостонской бойней. Слышали о нем?
— Конечно.
— Так вот, учась в колледже, я совершенно случайно обнаружил, что Бостонская бойня оказалась всего лишь мелкой уличной потасовкой. Толпа швыряла камнями в часового. Пострадали всего четыре человека. А меня воспитывали на Бостонской бойне. Моя грудь просто раздувалась при одном воспоминании о ней. Кровь вскипала при мысли о том, как английские солдаты косили ружейным огнем беспомощных горожан. Вы не можете себе представить, каким ударом было узнать, что на самом деле все сводилось к драке, столь же обыденной, как нынешние стычки между полицией и забастовщиками, которым уделяется лишь несколько строк в местной газете.