Поющий бархан
Шрифт:
С бархана на бархан, как с волны на волну. С голубого гребня в тёмный провал — есть ли кто там? Из провала снова на гребень — а что впереди? Всё дальше, всё глубже в сияющее неоновое пространство.
Приставь ладонь к уху — и в ухо тебе тишина. Голубой сон спящей пустыни.
Даже знанию не под силу погубить эту фантастическую красоту. Я знаю, что тикают на кустах гекконы. Стеклянные глаза их залиты чёрным зрачком. А постанывает вдалеке козодой. Вчера я осветил одного фонарём, и глаза его загорелись рубинами. А потом глаза мягко взлетели, как искры.
Светятся
Я знаю и всё равно поражён.
Что-то блестит, как вода. Жму ногой — твёрдо. Это такыр, до звона засохшее «озеро» глины, ворсистое от инея соли.
Давно не видно палатки, да и не хочется возвращаться к привычным вещам. Смотрю на голубую землю: сухую, бесплодную, мёртвую и… прекрасную!
Поёт на такыре сверчок — далёкий колокольчик звенит. Как заводная игрушка, шагает по песку чернотелка, катя сбоку свою круглую тень. Задумчиво тикает лупоглазый геккончик: чешуйчатое горло дрожит, а в чёрных глазах сияют луна и голубые пески.
СТОРОЖЕВЫЕ КОЛОКОЛЬЧИКИ
Солнце выжгло пустынные предгорья. А давно ли была тут зелень и ярким лиловым цветом цвёл колючий бурьян.
Сейчас над выжженной землёй нависла раскалённая белая мгла.
Всё обманчиво в этой белёсой мгле. Кустик травы вдруг шевельнётся, да и обернётся лисичкой, поджарой и быстрой. Колючий бурьян выше пояса, а тронешь, и бурьян бесшумно рассыплется в прах.
То видишь озеро, по озеру торопятся беспокойные волны. Ствол одинокого деревца извивается в жарком мареве, будто не деревцо это, а его отражение в неспокойной воде.
Но воды вокруг нет.
Всё сгорело: трава, бурьян, даже цепкие и живучие кусты держи-дерева. Вокруг камень, пыль, смерть. И миражи.
Вон за каменистым гребешком целые заросли высоких белых цветов! Цветы такие свежие и такие яркие, что кажется, пахнут.
Прикрыв ладонью глаза от нестерпимого блеска солнца, я молча смотрю на чудесный мираж. Сейчас колыхнётся жаркая мгла — и видение растает.
Но нет, цветы не пропадают. На дальнем краю цветочной поляны вдруг звякнул колокольчик. Ему ответил другой. Вот опять.
Звяканье всё ближе.
И впереди этого ползущего к нам глухого непонятного звона один за другим выпархивают хохлатые жаворонки. В панике, с испуганным посвистом вырываются они из белых цветов. Вслед за жаворонками, заложив уши на спину, шарахнулись от цветов два ополоумевших от страха зайчонка и скрылись!
Это уже не мираж!
И жаворонки, и зайчата настоящие. Ишь сколько их собралось сюда в цветы! Видно, в голой-то степи не по вкусу!
А
Звон совсем близко. Вот дрогнули крайние цветы, и звон оборвался. Из зарослей медленно вылилось длинное тело змеи.
Полоз!
Полоз потянулся вверх, поднял голову выше цветов и стал смотреть в ту сторону, куда улетели жаворонки и ускакали зайчата.
Я шевельнулся. Змея медленно повернула голову в мою сторону, облизала сухие чешуйчатые губы раздвоенным языком и, повернувшись, лениво уползла обратно в бурьян.
И опять я услышал — теперь удаляющийся — звон, будто цветы были костяные, а их сталкивала друг с другом быстрая струйка ветра.
Как зачарованным, слушал я этот непонятный звон. Мираж и действительность — всё перепуталось?
Опомнился я только тогда, когда звон стих — там, на дальнем конце лощины. Только после этого спустился я к необыкновенным цветам.
Цветы и вправду оказались необыкновенными. Высокие стебли засохшей травы были густо облеплены ракушками. Тысячи улиток с белыми раковинами вползли на них, приклеились и повисли белыми гирляндами. От жары они впали в летнюю спячку.
Тронешь такой цветок — ракушки ударятся друг о друга и звякнут. Полз полоз, задевал сухие стебли — и над ним звякали костяные колокольчики. Звенели нестрашно, глухо, но зайчата и птицы знали: страшный приближается враг,
Всё стало ясно.
В голой степи, в жарком мареве сейчас всё неверно. Виден куст, а это лиса. Жаркий ветер шуршит по сухой земле, а может, змея тянет своё тело?
Зайчата с ног сбились, спят с открытыми глазами. Жаворонки на землю боятся присесть.
Вот и собрались они сюда, в сухой бурьян, увешанный ракушками.
Тут уж никто неслышно к ним не подтаится. Тут без обмана: только хищник спустился в лощину, тотчас зазвонят сторожевые колокольчики.
Улетайте, жаворонки! Удирайте, зайчата! Враг рядом!
КРАСНЫЙ КАНЬОН
Щебнистая пустыня похожа на гигантский, позеленевший от времени медный щит.
На краю пустыни — ржавые шлемы древних воинов. Между пустыней и горами — щитом и шлемами! треснула и разверзлась земля, открыв взору глубокий красный каньон. Смотришь вниз — кружится голова.
Глубоко-глубоко, по самому дну каньона, плавные извивы ручья. В нём давно уже нет воды: дно, как сухая дорога, засыпано гравием и песком.
Шагаем по сухому дну, и щебень скрипит под ногами. По сторонам — высоченные красные стены. Словно скалы, раскалённые докрасна. А над ними — высоко, высоко! — узкая лента неба, и в небе, раскалённом добела, чёрная точка, гриф.