Поющий волк в овечьей шкуре
Шрифт:
А я, между прочим, младший лейтенант Советской Милиции. А не абы кто или какой-нибудь хуй с бугра, извиняюсь за мой французский.
И тут же, с сожалением отбросил эту, весьма заманчивую, идею. Не гоже представителю власти крохоборничать и заниматься экспроприацией у арестованных.
Хотя и очень хочется.
Можно сказать, дело это жизненно необходимое и, если и не Государственного Значения то, для меня, очень и очень важное.
Завтра ведь предстоят съёмки на телевидении. И, судя по всему, привести себя в порядок
Ну, не просить же, в самом деле, опять поделиться приличной одеждой Сергея. Хотя, скорей всего, придётся.
Ибо в таком вот, затрапезном и бомжеватом виде, меня не то, что в студию. Меня, возможно, даже в общественный транспорт не пустят.
Хотя, если всё сложится так, как планирую, то обратно в город поеду на служебном. С мигалками и в окружении товарищей.
Тут мои, пусть и не совсем радужные но, всё-таки, согласитесь, воодушевляющие мечты, прервали самым грубым образом.
— Вставай, курва! — Сипло выдохнул один из бандитов. И, безжалостно и, между прочим, больно, пнув ногой в бок, заверил. — Я тебя, падлу, на себе тащить не собираюсь.
— Уймись, Карась! — Осадил подельника второй.
А затем наклонился и, схватив меня за волосы, повернул лицом к себе.
Не то, чтобы я в совершенстве владел мимическими мышцами. Но изобразить, скажем так, «неприхождение в сознание» у меня получилось. И, наверное зря.
Так как гады, подхватив под мышки, потянули прочь от машины. А ноги мои, в единственных, между прочим, ботинках, волочились следом. Безжалостно шкрябая по залитой бетоном дорожке и напрочь лишаясь нанесённого на фабрике лакового покрытия.
И, при этом, как вы понимаете, приходя в абсолютно непрезентабельный вид.
«Сам себя перехитрил, умник». — Неприязненно подумал я в собственный адрес. — «Мог бы и не выпендриваться. А, встав на ноги и, для конспирации держась за, якобы немилосердно болящую голову, шкандыбать за этими дятлами».
Но, сделанного не воротишь. А содранную краску и глубокие царапины, по всей видимости, придётся маскировать толстым-толстым слоем сапожного крема.
Именуемого в народе «гуталин» и, которого, как известно, полно в наших, советских магазинах.
Атас! Ай, веселись рабочий класс!
Атас! Танцуйте мальчики, любите девочек!
Малина-ягода, Атас!
Неизвестно с каких хренов всплыло в моей многострадальной голове. Чтобы тут же смениться ненаигранным удивлением по поводу, чёрт-те откуда (прости, Создатель!) появившемуся куплету и припеву полноценной но, как с сожалением вынужден был констатировать, «идеологически неправильной» песенки.
За такое, с позволения сказать, «творчество», Сергей Петровича по головке не погладят. А, вместо всесоюзной славы, скорей всего, попрут с занимаемой должности и, вполне возможно, выпишут билет в одну сторону.
А именно на Колыму.
Тут,
— О! Кажись, очнулся, болезный! — Обрадованно вскликнул тот, кого напарник обозвал Карасём.
И тут же, с места в карьер, отпустил вашего покорного слугу. Полностью веря в восстановившееся здоровье пациента и отправляя того в самостоятельное плавание.
Изображать умирающего лебедя и снова валиться кулем на землю я не стал. А, делая вид, что даётся мне это с очень большим трудом, кое-как принял вертикальное положение и, подняв голову, «мутным», в кавычках взглядом, посмотрел на конвоиров.
Ну, что сказать. Ничего нового для себя я не увидел. Оба принадлежали к виду «пролетарий обыкновенный». С закосом под блатных и пренебрежительно глумливым выражением на не обезображенных интеллектом мордах.
Мышцы инстинктивно напряглись, а кулаки зачесались с неимоверной силой. Но, понимая, что пока рано, я волевым усилием заставил себя расслабиться и, делая вид, что очень испуган, жалобно проблеял.
— Где я? — И, немудрящим образом давая понять, что нахожусь в шоке и совсем ничего не помню, добавил. — Ребята-а, вы кто-о?
— Кони в пальто! — Заржал так и оставшийся для меня безымянным, кореш Карася. — И, со всей дури приложив между лопаток, придал ускорение. — Пиздуй давай! Спящая красавица!
Снова стало очень обидно. Причём, до такой степени, что образ тяжёлого ножа и перерезанных от уха до уха глоток явственно замаячил перед моим, жаждущим справедливости, внутренним взором.
Но, с сожалением констатировав, что «так дела не делаются» я принял покорный вид и, постанывая и подволакивая ноги, поплёлся в указанном направлении.
Длина дорожки была метров десять. Которые, в связи с прекращённой мной симуляцией, мы преодолели за несколько секунд. И, открыв дверь подвала, меня, не позаботившись включить свет, бесцеремонно толкнули вниз.
Что, в общем и целом, не стало какой-то внезапной неожиданностью. Чего можно ожидать от подонков, в такой предсказуемой ситуации? Только мелкой подлости и гаденькой подставы.
В общем, кубарем, вопреки ожидания двух уродов, я не покатился. А, напротив, слегка напрягшись, восстановил равновесие и, аккуратно выставив вперёд правую ногу, начал осторожно спускаться.
И, ещё заметил, что до того, как за мной захлопнул дверь, позади мелькнул свет фар и послышался громкий и требовательный сигнал подъехавшей машины.
«Наверное, тот самый „мальчик“ прибыл». — Подумал я.
Мысленно прикидывая, стоит ли прекратить разыгрывать эту, изрядно поднадоевшую комедию. И, перестав изображать беспомощную жертву, поменяться местами с чувствовавшими себя хозяевами положения быдлоидами.