Позади Москва
Шрифт:
Зрелище было впечатляющим, от него у капитан-лейтенанта стало холодно на сердце. Через крашеные досочки и лысые кусты шоссе просматривалось в самую меру, и, засев за прислоненной к стене сарая укрытой навесом поленницей, шепотом матерясь, они смотрели. Мимо катились без преувеличения сотни машин, одна за другой, с минимальными интервалами. Рев мощных двигателей нарастал и падал, и так раз за разом: «Фху-у-у… Фху-у-у…» В колонне преобладали тентованные грузовики, причем даже через сетку кустов и забора, когда можно было видеть только силуэты, а не детали, различалось, что машины нескольких типов идут вперемешку. Вспоминая какие-то прочитанные в детстве книги, капитан-лейтенант подумал, что наблюдатель должен считать, сколько транспорта прошло по дороге за какое
– Слушайте… – вдруг в четверть голоса спросил курсант. – А это точно не наши?
– Как это?
– Ну… Мы же не видим точно. Флагов никаких не развевается, и вообще.
Это прозвучало натурально тупо, и капитан-лейтенант вздохнул. Контузию просто так со счетов не списывают. А они сидят тут, под носом у смерти, ждут приключений.
– Отходим. Задом и тихо.
– Товарищ капитан-лейтенант!
– Тихо, я сказал.
– Но мы вообще не знаем…
– Курсант Иванов!
– Я!
– Рот закрыл! И с закрытым ртом начал пятиться назад. Понял, нет?
В этот раз Дима смолчал. Позже, когда они в каком-то из разговоров вернулись к этому эпизоду, он объяснил, что он и не думал серьезно, что это могут быть свои. Но ему казалось неправильным, неверным, что вот они потратили силы, дошли до вражеской колонны и отойдут назад, не сделав вообще ничего. Даже не поняв, кто это катится мимо. О смысле «увидеть и узнать» он тогда не думал вообще. Слава богу, капитан-лейтенант способен был размышлять трезво: своей задачей он видел не играть в разведчиков, а дойти до своих живыми. Риск засветиться перед вражеской колонной был большим, а пользы от получения сведений о национальной принадлежности этих конкретных миротворцев и демократизаторов не предвиделось. В их активе имелись лишь десяток патронов к автомату и сколько-то пистолетных. И кухонный нож, полученный на прощанье у той же доброй женщины, оставшейся в городе ждать, во что это выльется. Будут ли приехавшие на танках и бронетранспортерах люди бороться, как горячо обещали, за права человека и свободу самовыражения, а в перерывах цивилизованно ходить в музей Канта и музей янтаря, покупать сувениры и дегустировать местное пиво. Или, наоборот, тут же начнут требовать у населения «курки, млеко, яйки», вешать сельских активистов на столбах, деловито уничтожать членов семей офицеров, невзирая на возраст и пол, и все такое прочее, что делали в прошлый раз. И что потом было ими объявлено или не имевшим места, или несущественным.
Про «млеко и яйки» – это, кстати, была весьма актуальная ассоциация. В любой момент какому-нибудь пану поручику или герру гауптману могло восхотеться попить водички либо пописать с комфортом. Или какая-то машина могла сломаться, проколоть колесо, и в образовавшуюся свободную минутку те же пан и герр пинком ноги откроют с этими словами калитку, а затем дверь ближайшего дома. По предчувствиям капитан-лейтенанта, в каждом четвертом их встретят как родных, с распростертыми объятиями, в каких-то других, может быть, огнем из спортивных «вертикалок», но свидетелем развития как первого, так и второго варианта он не хотел становиться ни в малейшей степени.
– Уф-ф… Ну, бегом теперь?
Сдвинуться с места они не успели: буквально над головой с ревом прошло тело вертолета. А они были на чистом пространстве, уже в нескольких десятках метрах от шоссе, за домами, бытовками и заборами, но как раз в нескольких метрах от ближайшей стены, к которой можно было бы прижаться.
Капитан-лейтенант втянул голову в плечи в ожидании пулеметной очереди, которая разорвет его живот, но в эту секунду обошлось, а в следующую они уже шарахнулись вбок. Притиснулись к стенке какой-то летней кухни, закрутили головами.
– Второй!
Действительно, второй вертолет был хорошо различим по звуку, несмотря на шум двигателя первого, заходившего в вираж. Не было видно, где вторая машина, но им с лихвой хватало и первой. В типах современных иностранных вертолетов
– По нам?
На хриплое восклицание курсанта капитан-лейтенант ничего не ответил, внимательно глядя вверх и по сторонам. Наблюдение оказалось бесполезным: вертолет куда-то делся, и зудел теперь – близкий, но невидимый, – как огромная оса. Не было никакой возможности точно знать, заметили их с вертолета или нет и был ли его разворот прямо над ними случайным совпадением. В принципе, если их заметили, стрелок мог не прятаться – двое пехотинцев не представляли для боевой машины даже легкого типа практически никакой угрозы. Завис бы и расстрелял из бортовых пулеметов, а то бы и снес НУРСами со всеми сараями вместе. Но он ушел.
Еще минут пять капитан-лейтенант настороженно поводил стволом «калашникова» влево и вправо, как героический офисный хомячок, загнанный врагами в угол клетки. Нет, тихо. Колонна разномастных грузовиков гудела и подвывала там же, где и раньше, растекаясь от Калининграда и лежащей за ним границы дальше на север и восток, но гул вертолетных двигателей и пощелкивающий звук лопастей отдалились. Сначала они стали тише, а потом, через минуты, уже вовсе перестали быть различимы. Боясь поверить в хороший исход страшного момента, оба продолжали сидеть неподвижно, постепенно промерзая насквозь. Наконец несоответствие между их поведением и необходимостью двигаться дальше стало очевидным, и оба осторожно распрямились. Молча обменявшись мрачными взглядами, они вылезли из тупичка и потратили еще с полминуты, чтобы отряхнуться и чуть прийти в себя. Вероятно, их все же не заметили. Может быть, на этой конкретной машине не было тепловизора, предельно эффективного именно в холодное время года. А может быть, заметили, но не обратили внимания. Капитан-лейтенант совершенно забыл, что крупную, значимую колонну будут обязательно прикрывать с воздуха: именно так делалось в Афганистане и Чечне, и это регулярно демонстрировалось населению даже просто визуальным рядом игровых телефильмов. Ну и…
Моряки осторожно обошли дом, вышли через уже знакомую калитку и довольно торопливо потопали по дорожке, протянутой между двумя заборами. Эта дорожка слилась с другой, пошире, в виде Т-образного перекрестка, и ровно на нем они увидели машину. Впервые за долгое время, если не считать той же бесконечной колонны на Калининградском шоссе. Обычная легковушка модели «ВАЗ-2109», известная в народе больше как «девятка», чем как «Спутник». Далеко не новая, но без ржавых пятен. Бежевого цвета. Мотор был теплый – это ощущалось даже со стороны, просто всей поверхностью тела. А содрав с руки перчатку и положив на секунду кисть руки на капот, капитан-лейтенант убедился в этом окончательно.
– Ну, берем?
Вопрос курсанта, понятное дело, напрашивался, но, что делать, он не знал. По поводу «не брать чужое» в голове не мелькнуло даже мысли, вопрос заключался не в этом. Разбить стекло прикладом и потом мерзнуть в пути – это можно было и потерпеть, в конце концов заткнуть дыру скомканной шинелью или текстильной попонкой с заднего сиденья. Но гораздо менее оптимистично капитан-лейтенант глядел на перспективы заводить машину без ключа. В кино он видел эту процедуру раз сто, как и все мы. Но одно дело – видеть, а другое дело – понимать, какой провод из многоцветного жгута под рулевым колесом что означает. Искать хозяина и отбирать ключи силой? Или даже просто объяснить, куда им надо, и вежливо попросить… Покачивая подвешенным под мышку автоматом… Какому-нибудь оптимисту может показаться выгодным шанс отвезти и получить свою машину обратно по сравнению с вариантом отдать ее здесь и сейчас.