Позади Москва
Шрифт:
Следующие двое суток они провели, бестолково ползая по району. Тыкались туда и сюда, в разные поселки и деревни, пытаясь выгадать очередные километры к своей цели. Дремали по очереди, иногда на ходу. Ползли на минимальной скорости по пустым, заметенным снегом однополосным асфальтовым дорогам почти без следов шин и изредка, рискуя, по лесным. Глушили двигатель, когда далеко впереди показывались дома, выдвигали «пешую разведку». Причем почти всегда одну и ту же – курсанта Сивого. Курсант Иванов, который Дима, постепенно чувствовал себя все хуже, глаза у него начали косить, и разведчик из него был никакой. Ко вторнику ему стало чуть лучше, а к среде 20-го снова хуже, и это заставляло капитан-лейтенанта переживать. Судя по всему, он ошибся, не решившись оставить парня отлеживаться
Сдав назад и уже почти привычно оставив машину с выключенным двигателем глубоко на обочине, в пяти десятках метров от торчащего впереди дома, они после двухсекундного обсуждения разделились. Курсант Иванов остался сидеть в теплом салоне, а курсант Сивый с автоматом засел за кустами на полдороге между автомобилем и домом. Капитан-лейтенант спокойно прошел мимо ворот еще метров двадцать, до самого конца забора, и убедился, что дальше по дороге ничего неожиданного не происходит. Дорога делала здесь изгиб, но в 500–600 метрах впереди уже виднелись крыши домов Грибоедово с отдельными тонкими столбиками дыма. Потом он вернулся назад. Как это бывает с недостроями, хозяева дома и участка оставили в заборе со стороны подъездной дороги довольно широкий проем, достаточный, чтобы во двор могла задом въехать любая большегрузная машина. Через него он и зашел, и тут же дверь дома отворилась. Сначала из двери вылетела собака, похожая в прыжке с поджатыми лапами на огромный рыже-черный шар. Она слетела с высокого крыльца за секунду, почти не касаясь земли, и бросилась навстречу застывшему на месте офицеру, не разевая рта, в абсолютном молчании.
– Герда, стоять. Стоять, я сказал. Фу!
Собака вильнула вбок и остановилась. Это был хороший крупный ротвейлер, с широкой бесстрастной мордой. Судя по имени она, то есть сука. Помимо собственной воли, рука капитан-лейтенанта сунулась в карман, легла на рукоять пистолета. Выдернуть его секунда, взвести и снять с предохранителя – еще две. Ротвейлер обходил его полукругом, по-прежнему в зловещем молчании, даже без рыка. От него не хотелось отводить взгляда, но нужно было посмотреть на человека, силуэт которого виднелся на том же крыльце.
– Кто такой, чего надо?
Человек был не очень высоким, но широкоплечим. Лет ему было, наверное, около пятидесяти, коротко подстриженный, одет в светло-серый легкий бодлон и черные брюки. В целом он был похож на бизнесмена средней руки, а то и побогаче среднего. Дом и забор с воротами не выглядели слишком уж шикарными,
– Я капитан-лейтенант ВМФ России Дмитриев, со мной два курсанта. Мы двигаемся на восток, к нашим. Мы хотели попросить…
– Хотели, а?
Капитан-лейтенант не собирался выделять паузу интонацией, хозяин дома просто оборвал его на полуслове.
– Хотели, так перехотите. «Вы хотите» и «вам нужно» – вот и все, что я слышу. Ни разу не пришел кто-нить твоего рода, да не предложил мне что-нить без-воз-мездно.
Последнее слово хозяин дома произнес с такой интонацией, что капитан-лейтенант изготовился окончательно. Развернулся полубоком, заслоняя правую руку телом. Снова посмотрел на приблизившуюся и остановившуюся собаку.
– Мы защищаем Родину, – сухо и коротко произнес он. – Началось вторжение, очередное.
Человек на крыльце раскатисто фыркнул.
– Получше тебя я это знаю. Родину они защищают… Скорей бы вас переловили уже всех да развесили на елках.
– Что?
Ему показалось, что он ослышался: настолько ненормальными, невозможными были эти слова.
– Что слышал. Всех вас по концлагерям рассадят, ублюдки. Пятнадцать миллионов оставят, как Тэтчер предлагала.
Мужчина замолчал, а ротвейлерша, на которую капитан-лейтенант то и дело переводил взгляд, подошла еще на шаг.
– А ты что, не русский? – наконец спросил он.
– Я? Я русский. Но я из тех русских, какие вас всегда на конюшнях пороли, а особо наглых и на воротах вешали. И вот сейчас начнут пороть и вешать, а я показывать буду, кого в первую очередь, кого во вторую, а кого и оставить можно, пригодится. Ну, чего-то ты там хотел?
Капитан-лейтенант видел, что хозяин дома его не боится, совсем. Формы, погон на плечах – за ними уже ничего не стояло, никакой силы. А вот у него самого под рукой, на широких перилах крыльца плашмя лежал пистолет. Упомянутых курсантов рядом видно не было, проехавшая мимо, а затем вернувшаяся назад машина была далеко не бронетранспортером. Что от военнослужащих Вооруженных сил РФ, включая офицеров, берегут стрелковое оружие пуще глаза – это знали даже дети. Вокруг со всех четырех сторон – бригады и отдельные батальоны «миротворческих сил». В общем, баланс был понятен.
– Так что, ничего не хочешь больше, а? Ни погреться там, ни курнуть попросить? Ну и хорошо. Тогда топай, пока я добрый. Герда, стоять! Пусть топает.
Капитан-лейтенант отлично понимал, что хозяин дома совершенно прав. Нужно было двигаться со двора к этому же проему в заборе, пятясь, чтобы не спровоцировать собаку и его самого. Вернуться на те же десятки метров, сесть в машину и уехать, радуясь, что на него не спустили собаку, сильного и тренированного охранника. Не выстрелили, как случилось позавчера. Надо было.
– А то, может, оставить тебя? Или вас даже трое? Будете работать. Жить можете там вот. – Он вяло махнул левой рукой в сторону Грибоедово. Правая по-прежнему лежала на пистолете, ствол которого смотрел в его сторону из-за вертикальной стойки, поддерживающей крышу крыльца. – Поутру будете приходить пораньше, и я буду говорить, что…
– Мы защищаем Родину, – глухо повторил капитан-лейтенант ту же прежнюю фразу.
– А-а… – Мужчина тут же изменил тон. – Ну, смотри, защитничек. Газовых камер на всех хватит, я надеюсь.
Четыре дня назад Антон Александрович Дмитриев, капитан-лейтенант, преподаватель радиотехники на одной из кафедре БВМИ, русский, 1982 года рождения, не ответил бы на это ничего. Смолчал бы, ушел со двора, как и собирался, и только выл бы, молча, от тоски по тем временам, которые ушли раньше, чем он стал взрослым. По эпохе, когда государство не приказывало, не заставляло своих граждан силой молчать в ответ на такие слова, кто бы их ни произносил. Но это было именно 4 дня назад. На второй из которых пришлась безуспешная, безнадежная попытка обороны военно-морского института и города в целом, а на два других – трусливое ползанье по дорогам области в общем направлении к базе отдельного дивизиона пограничных сторожевых катеров. От которых уже наверняка ничего не осталось.