Поздний экспресс

Волкова Дарья

Вот тут он ее понимал, как никто. Больницы ненавидел. Но все равно... это как-то неправильно.

– Надь...

– Я не помешаю тебе, - торопливо и как-то... умоляюще?
– Буду сидеть тихо, как мышка. Чай тебе буду приносить.

Он прикрывает глаза. Он просто не может ей отказать. Это невозможно, это выше его сил.

– Конечно, - ему удается даже улыбнуться.
– Поехали. Только у меня бардак дома и жрать нечего.

__________________

Люба обещала сестре, но здравый смысл дороже. А Надька чудит, ох как чудит...

– Мам, можно?
–

заглянула в кабинет, он у родителей один на двоих. Мать работает, и она знала, что в такие моменты ее лучше не беспокоить. Но сейчас случай особый.

– Что такое, доченька?

– Ты только не волнуйся, ладно?
– присела рядом.

– Отличное начало разговора, - Вера медленно снимает очки, аккуратно складывает дужки.
– Кто отличился? Ты? Надя? Соня?

– Надя, - вздыхает Люба. И, решившись: - С ней все в порядке... уже. Но она в больнице.

Вера Владимировна ахает, прижав пальцы к губам.

Глава 8

Не бей его!

– Не бей его!

– Почему?

– Я сам ударю.

(с) к/ф "Денежный поезд"

Он не врал. И про бардак, и про пустой холодильник. Первым делом - перестелить постель. Надя ни словом не обмолвилось про испачканное кровью постельное белье, отвернулась только, обхватив себя руками.

– Ложись. Отдыхай. Я в магазин схожу. Пожелания будут?

– Нет, - зябко передергивает плечами.
– Спасибо. Я ничего не хочу.

– Но тебе же надо, наверное... после всего этого... кушать, - чувствует себя - дурак дураком, уговаривает взрослую девушку поесть.

– Не хочу ничего, - повторяет упрямо, но устало.

Воспоминания детства - когда болеешь, кушать куриный бульон. И фрукты еще. Хотя, наверное, сейчас явно не та ситуация. Фиговая из него нянька для капризной принцессы. Ладно, апельсинов купит. Их она любит точно. Сам ограничится универсальной едой на все случаи жизни - пельменями.

_____________

На полу возле кровати стоит тарелка с разделенным на дольки, но нетронутым апельсином, стакан вишневого сока. Тоже почти нетронутый.

– Надь, ну поешь хоть что-нибудь.

– Я завтракала в больнице.

Вот врет и не краснеет. Так он и поверил, что Надин Соловьева ела больничную кашу.

– Я там печенья купил, вкусного. Может, чаю? Крепкого, с лимоном и...

– Вик, полежи со мной...

– Что?!?

Она не смотрит на него.

– Мне холодно.

– Я сейчас одеяло еще одно достану.

– Вик... полежи со мной... пожалуйста. Просто полежи рядом. Недолго. Я...
– она наконец-то поднимает на него взгляд, - я ничего делать не буду. Просто полежи рядом со мной. Как плюшевый мишка.

Плюшевый мишка. Охренеть. Наверное, теперь по горлышко. Больше всего сейчас хочется рвануть из квартиры вон, хлопнув от души дверью. Чтобы не быть плюшевым мишкой для любимой девушки.

А вместо этого... Что он делает?! Почему не может сказать

ей "нет"?! Никогда не может?!

Лег рядом, поверх одеяла, не прикасаясь и стараясь не смотреть в глаза. Хрен ему это помогло. Надя выбралась из-под одеяла, придвинулась сама, он едва подавил вздох. Уткнулась носом ему куда-то в надпись "Hobbit" на футболке. И, спустя пару секунд, руку ему за спину. Прижалась и затихла.

А у плюшевого медведя рвется на части его отнюдь не плюшевое сердце. Рвется от противоречивости того, что бушует в этом самом сердце. Очередное унижение - быть грелкой для нее, жилеткой, спасательным кругом. И ничем больше. Это так очевидно, так явно. Измученная синева глаз, мольба во взгляде. А с другой стороны - ну не может он отказать ей, когда она нуждается в нем! Хоть так, но нуждается. И лежать рядом с ней все равно сладко, так сладко, что поневоле можно уже начинать опасаться за то, что организм опять подведет непредсказуемой физиологической реакцией. Что будет сейчас совершенно некстати. И все равно руки удержать невозможно, ладонь ей на плечи, тихонько перебирает волосы. Чувствует себя откровенно жалким извращенцем. Утешается лишь тем, что менее чем через два месяца он будет лишен даже этого. Не увидит. Не прикоснется. Так пусть у него останутся хоть какие-то воспоминания.

– Согрелась?
– так трудно удержаться от желания прикоснуться к ней губами, хотя бы вот ко лбу. Он помнит, какая у нее гладкая кожа...

Тишина в ответ. Ровное тихое дыхание. Согрелась и заснула. Из него получился идеальный плюшевый мишка.

Тихонько, чтобы не потревожить, встал, накрыл половиной одеяла. Пошел на кухню, заварил себе крепкого сладкого, с лимоном. От которого отказалась принцесса. И сел работать. Даже плюшевым медведям необходимо работать. Если удастся себя убедить, что у мягких игрушек не может болеть сердце.

_________________

Спалось ей хорошо и крепко. В отличие от предыдущей ночи, в которую она и не спала толком. Были ли тому виной провисшая сетка на больничной койке, какое-то странное, непривычное чувство пустоты внутри или банальная, но не сильная тянущая боль внизу живота - неясно. Но она всю ночь проворочалось с боку на бок. И ее грустные неспокойные мысли крутились вокруг Вика.

И сейчас предмет ее ночных бдений сидит в паре метров от нее. В Надину сторону не смотрит, даже не заметил, что она проснулась. Что неудивительно - непокорная шапка кудрей немного примята парой здоровенных серебристых наушников, а сам Вик явно увлечен работой. Надя поворачивается на бок, устраивается поудобнее. За ним интересно наблюдать.

Глаза двигаются, внимательно изучая что-то, невидимое ей, на экране ноутбука. Пальцы живут своей беспокойной жизнью. То вплетаются в волосы надо лбом, еще более усугубляя хаос, творящийся на голове. То отбивают на столе какой-то рваный ритм, видимо, в унисон тому, что играет в наушниках. То постукивают по губам, аккомпанируя этим жестом нахмуренному лбу. Потом прижимает обе ладони к лицу, трет его. И, отняв руки от лица, поворачивается к ней. Стягивает с головы наушники.

– Проснулась? Как самочувствие?