Пожар страсти
Шрифт:
Гиацинта сидела за письменным столом, когда появился Арни. Он огляделся и удивленно поднял брови. Огромный стол Гиацинты был завален бумагами, папками, бюллетенями, фотографиями и вырезками.
Арни нежно поцеловал ее в обе щеки.
– Ну и ну! Я не имел понятия!.. Впрочем, я ничего не знаю об этом виде бизнеса, кроме того, что женщины теряют рассудок и тратят целые состояния, чтобы приобрести тряпки. – Арни засмеялся. – Не хочу никого обидеть. Если ты делаешь деньги на этих тряпках, действуй… А это что такое? Да ведь это
Он взял лежащую сверху вырезку из газеты, где со снимка смотрели улыбающиеся лица: англичанин, женщина со Среднего Запада, изготавливающая вязаные изделия, и Гиацинта.
– Ты только посмотри на себя. На эти глаза, волосы. Прямо настоящий шелк!
Шелковый водопад, сказал когда-то Уилл.
– Но в жизни ты лучше, Гиа. Будь я проклят, если ты не хорошеешь день ото дня! Что это – специальные витамины?
– Вероятно, работа.
– А газета, кстати, канадская.
– Мы много продали в Канаду.
– Даже не верится. Я все еще вижу тебя такой, как в тот день, когда ты приехала из Техаса. Джерри только что вылез из пеленок, да ты и сама была еще ребенком.
– Двадцать шесть лет.
– Это почти ребенок. Да ты и сейчас дитя, только одета получше. – Арни улыбнулся и широко развел руками. – Так как ты всего этого достигла?
Гиацинта пожала плечами. Сначала бабушка научила ее шить и всей своей жизнью показала, как надо добиваться цели. Потом появился Уилл и направил ее на этот путь… Но не стоит думать об этом.
– Я умираю от голода. А ты? Поехали, если ты готова.
– Готова.
В ресторане, разворачивая салфетку, Арни сказал:
– Давай сделаем заказ, а после этого я расскажу тебе о детях. По телефону трудно говорить подробно.
Гиацинта встревожилась:
– Я буду есть то, что и ты, мне все равно. Ты хочешь сообщить о детях что-то неприятное? По телефону их голоса порой звучат весело, но иногда я слышу от них жалобы, однако помочь им не могу.
– Ничего не изменилось с того времени, как ушла Арвин. Теперь в доме новый друг – Бадди.
– Бадди? Мальчик?
Арни засмеялся:
– Нет, до этого не дошло. У Бадди рост пять футов десять дюймов, и она могла бы быть моделью, но стала певицей. Бадди блондинка, однако у нее был некрасивый нос. Джеральд исправил его, и теперь она без ума от Джеральда.
Комок подступил к горлу Гиацинты. Какая низость! Он не стыдится собственных детей.
– Но Бадди добродушная, и дети с ней ладят. Так что оснований для беспокойства нет.
Арни избегал взгляда Гиацинты. Сосредоточенно намазывая булочку маслом, он вновь заговорил:
– Нет оснований полагать, что Джеральд пренебрегает детьми. Он и сейчас без ума от них, но слишком занят другими делами. И дети уже не очаровательные малыши. Женщины больше не останавливаются и не захлебываются от восторга при виде Эммы или Джерри, даже когда он надевает короткие фланелевые штанишки. Они становятся независимыми, огрызаются.
Гиацинта не нашлась что сказать. И Арни тактично перевел разговор на другую тему.
– Не многое изменилось с тех пор, как я видел тебя в прошлый раз. Я отправлял Диамонда на пару скачек за пределами штата, и он выступает хорошо. Жеребец смотрится великолепно. Отличные перспективы. Езжу я, разумеется, на Майоре, вместе с твоими детьми. Ну да ты про это знаешь. Что еще? Я искал землю для покупки. Устал снимать квартиры – может, построю для себя дом. А почему бы и нет?
Арни ждал, что Гиацинта что-то расскажет ему, однако не давил на нее. Наконец он спросил:
– Ты видела его после нашего последнего разговора?
– Все кончено. Он хотел от меня объяснений, которые я не могла ему дать.
Арни присвистнул.
– Я это предвидел. Помнится, даже предупреждал тебя.
– Верно.
– Нет надежды возобновить это?
– Нет. Надо мной все еще висит угроза. И кончится ли все это когда-нибудь?
– Никто не знает. Конечно, чем больше проходит времени, тем лучше. Однако ты читаешь газеты и знаешь, что и через многие годы находят виновников. А пока и четырех лет не прошло.
– Да. Это был глупый вопрос.
– Жаль. Я очень хотел бы, чтобы ты преодолела все невзгоды. Мне тяжело видеть, как ты страдаешь. Если бы я был в силах помочь тебе, то сдвинул бы для этого горы.
Тронутая его словами, Гиацинта сказала:
– Моя мать называет тебя принцем, и я согласна с ней.
– Как поживает твоя мама?
– Работает за двоих. Еще она встретила очень хорошего человека, и я очень рада за нее, хотя вижу ее редко. Но мы собираемся с ней во Флориду на День благодарения. А почему ты спросил?
Арни помрачнел.
– Я не хотел портить тебе аппетит и собирался сказать об этом после обеда. Джеральд забирает детей в этот день на чью-то яхту, а затем куда-то хочет повезти на Рождество и Новый год. Кажется, в Акапулько.
Вилка Гиацинты звякнула о тарелку.
– Он не может так поступить!
– Боюсь, что может. Я пытался отговорить его, но он уже принял решение. Тебе остаются февральские каникулы, вот что Джеральд обещает.
– Обещает! Я похожа на нищенку, выпрашивающую у него милостыню! А если он скажет: «Сегодня нет милостыни, для вас ничего не осталось»? Что тогда?
– Успокойся, Гиа. Такое не произойдет.
– И ты можешь это гарантировать?
– Я никогда ничего не гарантирую. Но не верю, что он посмеет. Поешь немного, Гиа. Мужчины не любят тощих женщин.
– Мужчины! – с горечью воскликнула Гиацинта.
– Ты до смерти напугана и страшно сердита, верно? Ничего удивительного. Я знаю, это мерзко, но что ты можешь сделать? Вероятно, Джеральд и сам сожалеет об этом, но не признается. Так что бери десять дней в феврале. И ты отлично проведешь это время с детьми.