Пожиратель мух
Шрифт:
Провал в памяти никак не желал исчезать. Строго говоря, о настоящем провале речи не шло. Это была тьма, заполненная смутными образами, которые в беспорядке громоздились, наползали друг на друга, плавно перетекали один в другой, совершенно сбивая с толку. Пробитое колесо, глаза деда, окруженные сетью морщинок, лицо Вики, почему-то измазанное грязью и обрамленное белыми, а не рыжими волосами, извивающаяся тропинка в летнем лесу… Полнейшая нелепица. Нечто похожее мелькает перед внутренним взором, когда утром пытаешься припомнить особенно запутанный сон. И рефреном ко всей этой какофонии образов был острый запах сырой земли.
Время шло, бутылка пустела, а Сергей ни на шаг не приблизился
Головоломка постепенно захватила его. Он даже забыл, для чего ему так нужно восстановить в памяти эти часы. Желаемый результат как-то сам собой отошел на второй план, уступив первенство самому процессу. Было хорошо сидеть в уютной темноте, вертя так и сяк в голове некое подобие кубика Рубика, на каждой клеточке которого изображена сценка из недавнего прошлого; сидеть, попивая коньячок и чувствуя, как по телу разливается тепло, как приятно гудят натруженные руки и тревога, такая лишняя, такая ненужная, постепенно тает, как туман под лучами утреннего солнца.
И когда это состояние блаженного покоя достигло своего апогея, в его сознание осторожно постучала чья-то рука, и он, не думая ни о чем, открыл нараспашку все двери, впуская непрошенного, но желанного гостя. Гостя, который сейчас все объяснит ему, даст ответы на все вопросы и скажет, что делать дальше. Это было великолепно – слушать мелодичный ласковый голос, звучащий в голове, голос, который не упрекал, не наставлял, не требовал, а всего лишь хотел помочь.
Сергей слушал голос, чуть склонив голову на бок, боясь пропустить хотя бы слово. Иногда он кивал, время от времени прикладывался к бутылке. На лице его блуждала счастливая улыбка, которая никак не вязалась с абсолютно бессмысленным взглядом, устремленным в заоконную тьму.
Наконец, он встал, засунул недопитую бутылку в широкий карман куртки и подошел к канистрам. Глаза по-прежнему были пустыми, с подбородка свисала ниточка слюны, но он этого не замечал. Теперь все встало на свои места. Он знал, что делать, и был по-настоящему счастлив. О, это будет просто замечательная шутка. Шутка, которая откроет глаза его друзьям. Огненное очищение. Если бы он писал книгу, то выбрал бы именно эти слова, чтобы обозначить то, что ожидает эту деревеньку. Огненное очищение – разве это не потрясающе?
Сергей открыл канистру и обошел комнату, расплескивая повсюду бензин. Запах горючего, пронзительный, заставляющий кружиться голову запах, словно прибавил ему уверенности в том, что решение правильно. Да, это будет весело, красиво и очень, очень величественно.
Он выволок канистры на улицу, потом вернулся в комнату и, встав на пороге, обвел ее прощальным взглядом. Он с удовольствием отметил про себя, что не чувствует ни сожаления, ни сомнений, ни раскаяния. Ничего, кроме безбрежного покоя. Он мог бы стоять так вечно, ощущая волны мягкого жара, поднимающиеся в груди, ласковые, нежные волны, которые вот-вот подхватят и унесут его в саму Безмятежность. Но это потом, чуть позже. Сначала необходимо закончить все дела здесь, на грешной суетливой земле. А дел еще много. Он достал сигарету, прикурил, сделал несколько затяжек, а потом бросил горящий окурок на пол. Пламя взметнулось до потолка, вызвав у Сергея приступ какого-то ребяческого восторга. Действительно, весело и красиво! Потрясающе красиво.
Он
– Что он задумал, что же он задумал? – бормотал старик, перебегая от окна к окну.
Он нагибался к амбразуре, отклячив тощий зад, секунду-другую таращился на объятые огнем дома, затем выпрямлялся, быстро и неловко крестился рукой с зажатым в ней ружьем, и спешил к другому окну, где действия воспроизводились с маниакальной точностью.
В другой ситуации Виктор от души повеселился бы, наблюдая за этой суетливой беготней. Но сейчас его не меньше чем хозяина занимал вопрос – что задумал псих в плаще? И ответ, который напрашивался сам собой, оптимизма не внушал. Железная логика, вполне в духе больного ублюдка – сжечь все дома, выгнав таким образом на свежий воздух сытный мясной обед. Лишить жертв всякого убежища, чтобы разделаться с ними на улице, где, учитывая его физическую силу, это будет легче легкого. Отличный план. А старый пердун только облегчил психу задачу. Из трех человек двое будут плотненько завернуты в подарочные ленточки – бери и кушай на здоровье.
– Витя, что это? – прошептала Катя. – Почему горят дома?
– Не волнуйся, ничего страшного. Может, короткое замыкание где-нибудь…
– Зачем ты врешь? Какое замыкание, если здесь электричества нету? Я ведь слышала, что там кто-то ходил… Ты так говоришь, чтобы я не запсиховала?
– Честно говоря, да.
– Я не буду психовать, обещаю. Только скажи – это то, что я думаю?
– А что ты думаешь?
– Он хочет нас выкурить?
– Кто «он»? – сделал последнюю попытку спустить все на тормозах Виктор.
– Не прикидывайся идиотом! Прохор, или кто он там на самом деле… Это он, да? Поджигает дома, чтобы мы вышли. Так?
– Так, – неохотно ответил Виктор. – Но ты не бойся. Этот дом еще не горит. Он почему-то начал с другого конца деревни. До нас очередь дойдет не скоро. Что-нибудь придумаем…
– О чем вы там шепчетесь? – хозяин отвернулся от бойницы, и подозрительно посмотрел на пленников.
– О том, что ты старый козел, – без запинки выдала Катя.
Старик обиженно моргнул, но решил, что есть дела поважнее, чем пререкаться со вздорной девицей, и снова прильнул к окну.
– Быстро, пока он не смотрит, поворачивайся ко мне спиной, я попробую развязать тебе руки, – шепнул Виктор.
Катя непонимающе посмотрела на него, потом, сообразив, одним движением перекатилась на другой бок. Виктор сделал то же самое. Теперь они лежали спина к спине. Виктор как мог отвел руки назад, пытаясь нащупать Катины кисти, но та была слишком далеко. Он начал потихоньку, стараясь не шуметь, подвигаться к ней. Со связанными руками и ногами это оказалось непросто.
– Ну? – нетерпеливо прошептала Катя.
– Молчи. Сейчас.
Наконец, он коснулся кончиками пальцев ее спины. Слишком высоко. Он сдвинулся ниже, стараясь не выпускать из поля зрения старика.
«Только не оборачивайся, – как заклинание, повторял он про себя. – Пожалуйста, не оборачивайся. Смотри в окно, просто смотри в окно».
После нескольких секунд елозанья по грязному полу, он почувствовал под почти онемевшими пальцами толстую веревку и нащупал тугой узел. Часть дела была сделана. Самая простая часть. На этом везение, если такой пустяк можно было вообще назвать везением, закончилось. Узел был, как каменный. Чтобы развязать такой, нужна свайка, а не обожженные пальцы с нарушенным кровообращением. Но Виктор не сдавался, он теребил, мял, дергал этот проклятый узел, стараясь не думать о том, что каждое движение сдирает с рук кусочек обожженной кожи.