Пожиратели миров. Том 8

Он был там.

Инквизитор Импарс Калсерион или, как называл его я, дядя. Всегда строгий и всегда собранный человек, из которого нельзя было выдавить даже улыбки.

Я помню его. Помню людей, которые всегда ходили с ним. Его слуги, его разношёрстная свита специалистов, которая могла решить любой вопрос, что встал бы перед ним. Они были маленькой армией инквизитора, но главным был он.

В детстве я очень боялся этого человека. Мне он казался тем, кто может обрушит небосвод, пожелай это сделать. Иной раз я убегал

к матери в объятия, которая окружала меня заботой и неведомым образом закрывала меня от его ауры своим теплом. Единственный форт, единственная надежда, которая защищала меня и могла противостоять ему, не боясь смотреть ему прямо в глаза.

Раньше я не понимал, как она может разговаривать с ним на равных, что даже её голос не дрожал, но сейчас понимаю. Дочь Войны, хладнокровный солдат Империи, который мог дать фору даже космодесантникам.

Как такой человек мог стать моей матерью? Как она вообще подписалась на это? И самое главное, что с ней случилось в итоге?..

Я боюсь это узнать. Что-то внутри кричит, чтобы я никогда не задавал это вопрос. Я хочу узнать это настолько, что готов убивать и проливать кровь тех, кто встанет между нами. Я хочу узнать, почему мне так больно от этих воспоминаний, и внутри просыпается тот самый мальчишка, который сидит в углу и плачет.

Это только моё дело. Моё и его. Я хочу решить это лично.

Очнись, Элиадирас.

— Это он, — хрипло произнёс я.

Я уже понял.

— Это он, он был там, когда нас…

Когда нас держали в камере.

Серая камера с кроватью, туалетом, столом и двумя стульями. Мы там жили, я там играл в игрушки, которые доставала откуда-то мать, и иногда к нам захаживал он. Этот человек, этот Импарс Калсерион, чтобы проведать, задать вопросы или отвести на какие-то процедуры.

Я понял, но только не в слух. И у тебя слёзы текут.

Я коснулся уголков глаз и почувствовал влагу на подушечках пальцев.

Я никогда не плакал. Ни от боли, ни от потерь, ни когда всё казалось плохо. Это было нехарактерно для меня.

Я огляделся.

Этот стон, это «о-о-о-о» было как звуковое оружие, которое погружало людей в транс. Определённая тональность, определённый резонанс голосов из-за строения храма, громкость — в купе они давали гипнотический эффект, который можно было сразу и не заметить. Заставляло людей забывать вообще обо всём, и я мог наблюдать за тем, как не я один сейчас пускал слёзы, с открытым ртом наблюдая за инквизитором, который благодаря правильно поставленному свету выглядел как человек, который буквально светился посреди окружающей тьмы.

Я вспомнил это лицо. Это тот, кто нам нужен, Тень.

Я уже понял, но ты уверен, что хочешь узнать всю правду?

Почему ты так боишься, что я узнаю? Тоже приложил руку к смерти моей матери?

Что? Нет конечно, но я знаю, что правда может сделать только хуже.

Хуже, чем сейчас, мне уже не будет.

Я наблюдал за песнопением, во время которого инквизитор стоял с ровной

спиной, непоколебимый и тот, кого будто невозможно сломить, окидывая свою паству спокойным уверенным взглядом. Он мог бы заметить и меня, но вряд ли бы узнал после стольких лет или даже в силу моего возраста.

Тот труп инквизитора, который мы нашли — я тоже вспомнил его. Они были из одной команды. Инквизиторы-отступники, которые занимались противными Императору делами. Их было несколько, и каждый занимался своим делом, вёл свой проект. И скорее всего, когда проектом этого была «Грязная кровь», проектом того был, видимо, проект по перемещению или тот «Меч возмездия».

Безумный вой прекратился.

Наступила тишина, которую мог нарушить только тихий, едва заметный шум с улицы, который неведомым образом поглощался залом.

Инквизитор обвёл взглядом зал, после чего вытянул руку вперёд и громогласно произнёс:

— Ересь среди нас, мои верные соратники! Я чувствую ересь среди нас!

Толпа испуганно заволновалась.

А он быстро вычислил, слушай.

— Она всегда будет рядом, всегда будет ложиться на наши плечи грузом и пропитывать воздух, коим мы дышим, чтобы отравить наши души мукам вечным, ибо таково её единственное желание.

А, нет, лишь пустой трёп.

— Но я вижу свет! Я вижу свет, что есть впереди! Свет надежды, свет Человека-Бога, вера в которого оградит нас от отравы этого мира! Как сказано в великих писаниях, уверуйте дети мои в силу мою, и пройдите невзгоды, что восседать около моего трона, наблюдая за расцветом наших трудов. Сегодня каждый из вас, КАЖДЫЙ пришёл сюда ведомый верой, ибо объединяет она нас в силу, коей боится любая ересь и хаос.

А я не боюсь! Я не боюсь!

Пустейший трёп…

Не то слово.

Но я понимаю, почему люди его слушают. Его голос был громким и уверенным, тембр успокаивающий и даже немного убаюкивающим, отчего ты будто впадал в транс, как это было с хором послушниц. Из-за этого хотелось верить в каждое его слово, ведь он так искренне говорил, что пробирался в самое сердце.

Достаточно было простоять час, чтобы он уже дал клятву, что вера спасёт их. Что однажды придёт великий Человек-Бог, что приведёт с собой свою священную армию, и та дарует им беззаботную и радостную жизнь.

Это звучит как анекдот. В Империя принесла с собой счастье и беззаботность… вот демоны-то оборжутся.

А ведь все слушают его и смотрят глазами, будто он их отец.

Такое ораторское искусство пропадает. В магазинах бы капусту продавал — стал бы миллиардером.

Я ещё раз внимательно пробежался по залу взглядом. На этот раз более основательно, и теперь заметил людей, которые отличались от остальных. Сидевшие на третьем ряду рядом с друг другом, мужчины в дорогих пальто, женщины или таких же дорогих, но уже женских пальто, или зимних платьях сильно выделялись на фоне остальных.