Пожиратели огня (худ. В Слаук)
Шрифт:
VIII
Разговор между Красным Капитаном и Ивановичем. — Отправление Джонатана Спайерса во Франс-Стэшен. — Новый подвиг Виллиго и Коанука.
Чтобы иметь возможность лучше наблюдать за всем, что происходило во Франс-Стэшене, Красный Капитан, покинув со своей флотилией середину озера, избрал своей квартирой глубокий омут, где его никак нельзя было заметить, хотя он находился всего в 500 метрах от берега. Благодаря осторожно приспособленной системе рефракторов, ничто из происходящего на берегу или на поверхности озера не могло укрыться от него.
Все, что говорилось на берегу, тотчас же передавалось ему посредством телефонных пластинок,
Кроме того люка вверху, через который входили в «Римэмбер», было еще другое отверстие в кормовой его части. Это была, собственно говоря, часть блиндированной обшивки, отделенной перегородками и образующей род тамбура высотою в два метра, глубиною 60 сантиметров и шириною в 80. Тамбур этот имел две двери, одну, ведущую прямо во внутренний салон капитана, а другую — отворявшуюся наружу. Обе эти двери были оправлены в толстый слой каучука и запирались герметически, так что ни вода, ни воздух не могли проникать через них. На суше этим выходом можно было пользоваться свободно; под водою же приходилось надевать водолазный шлем и запасаться резервуаром с кислородом. Затворив плотно дверь, ведущую во внутреннее помещение, отворяли дверь наружу, и маленький тамбур наполнялся водой: можно было взять из воды все, что только угодно, унести в «Римэмбере» и закрыть наружную дверь, после чего вода, находившаяся в тамбуре, тотчас уходила в нарочно с этою целью устроенные стоки, и тогда можно было отворить дверь внутрь.
Таким способом решил Джонатан Спайерс увлечь пловца и сделать его своим пленником. С этою целью он снабдил с двух сторон электрический фонарь, имеющий форму стеклянного шара, металлическими ручками, за которые пловец должен был ухватиться, чтобы схватить фонарь. Беспрерывный почти электрический ток, парализуя руки, не давал возможности разжать пальцы и совершенно обессиливал несчастного. А Самуэль Дэвис, стоя в тамбуре и раскрыв наружную дверь, выжидал момента, когда, постепенно подтянув к себе за кабель фонарь и пловца, он мог схватить последнего и тотчас же захлопнуть наружную дверь. Дав уйти воде из тамбура, на что требовалось шесть секунд, он раскрыл внутреннюю дверь в салон и положил на ковер лишившегося чувств пленника. Напуганный тем, что он не мог оторвать рук от рукояток фонаря, Таганук, приняв это обстоятельство за действие колдовства, обезумел от страха и лишился чувств, причем хлебнул известное количество воды. Но Прескотт, тотчас же явившийся освидетельствовать его, уверил, что через четверть часа он будет жив и здоров.
Между тем капитан, проделав остальную часть фантасмагории по отношению к «Марии», вернулся на свою стоянку между «Лебедем» и «Осой».
Тем временем Таганук, придя в себя, недоумевал, где он находится и, не находя никакого объяснения, видя кругом себя позолоту, шелк, море света и всю эту непривычную для него роскошь и незнакомые лица, в том числе двоих негров, наивно вообразил, что он умер.
Но Иванович подошел к нему и заговорил с ним на его родном наречии; за время пребывания своего в Центральной Австралии казак, со свойственной славянской расе легкостью, изучил язык туземцев настолько, что мог свободно объясняться на нем.
При первых произнесенных им словах Таганук бросился ему в ноги и, приняв его за доброго гения из страны предков, то есть с луны, стал молить его, чтобы он не делал ему зла и не превращал его в каракула, то есть блуждающего призрака, —
Ивановичу с большим трудом удалось уверить беднягу, что он не отошел в страну предков и что никто не думает делать ему зла. Но Таганук продолжал недоверчиво озираться на двух негров, и капитан, заметив это, приказал им удалиться. В это время Прескотт и Литльстон опять заспорили, но Джонатан Спайерс прервал их словами:
— Господа, свой нескончаемый спор вы окончите у себя, а теперь позвольте мне допросить нашего пленника.
Здесь, на «Римэмбере», все беспрекословно повиновались Красному Капитану по первому его слову, и никто не противоречил ему.
Страшно перепуганный австралиец сообщал все, что только хотели знать, откровенно отвечая на все расспросы относительно прииска и его обитателей, относительно его племени и местных отношений, обычаев и условий. Джонатан Спайерс ободрил его несколькими ласковыми словами и уверил, что через несколько дней он будет снова свободен и среди своей семьи. Затем, отдав приказание, чтобы его отвели в казарму, отнюдь не обижали и не запугивали и хорошенько следили за ним, чтобы он не совершил какой-либо неосторожности, капитан увел Ивановича в свой кабинет и здесь имел с ним следующий разговор:
— Как вы могли убедиться, все мои опыты, или, вернее, испытания «Римэмбера» и его двух спутников, дали блестящие результаты! Признаюсь, они даже превзошли мои ожидания. То, что мне удалось создать, — это настоящее чудо. Вместе с тем ведь я ничего не изобрел, не сделал, в сущности, никакого открытия; я только применил и совместил законы, открытые задолго до меня, только скомбинировал все это в одно целое!.. Теперь я намерен приступить к подробному разбору всего механизма «Римэмбера» для руководства моему помощнику и впоследствии преемнику. Я решил, мой милый Иванович, сделать этим преемником — вас!
При этих словах Ивановичем овладело такое страшное волнение, что он едва мог пролепетать несколько бессвязных слов.
— Теперь вы видите, — продолжал капитан, — что вы были не правы, сомневаясь в моей признательности. Но не будем говорить об этом! Теперь, когда мои старания увенчались успехом, я, понятно, стремлюсь осуществить грандиозные планы, составленные мной, но прежде всего хочу исполнить принятое на себя по отношению к вам обязательство и приложу все старания, чтобы граф д'Антрэг стал как можно скорее нашим гостем на «Римэмбере», после чего мы немедленно отправимся с ним в Петербург. Не спрашивайте меня сейчас о том, как я думаю это сделать; у меня в данный момент зреет план, который поможет нам овладеть графом в самом непродолжительном времени! А пока я намерен немного исследовать местность; из слов нашего пленника мы знаем, что завтра готовится большое торжество в деревне туземцев и в помещичьей усадьбе. В этой праздничной сутолоке на меня мало обратят внимания. Кроме того, я выдам себя за охотника, прибывшего из Сиднея, и никто не будет в состоянии опровергнуть этого. Надо же мне наконец подышать вольным воздухом, посмотреть на солнце — и ознакомиться с этой чудной австралийской природой! Я убежден, что двое или трое суток, проведенных мною вне «Римэмбера», не принесут мне вреда. Что вы на это скажете?
— Я совершенно с вами согласен, но считаю нужным предупредить, чтобы вы не возбудили в нагарнуках никаких подозрений относительно исчезновения их единоплеменника, иначе вам не сдобровать: это беспощадные враги!
— Не беспокойтесь, я сумею сыграть роль бродячего охотника. «Лебедь» доставит меня к берегу на несколько километров выше деревни нагарнуков и высадит еще до рассвета; таким образом, я едва ли буду замечен. Вы, конечно, не будете в претензии, что командование «Римэмбером» в мое отсутствие я передам моему лейтенанту Дэвису; это его право, и я ни за что на свете не хотел бы обидеть его, моего верного старого товарища.