Познавшие истину

Горохов Евгений Петрович

Официантка принесла виски Дэвиду, он сделал глоток и продолжил:

– Грустно осознавать себя пустым местом, не хочется жить без пользы.

– Согласен с тобой, – кивнул Омар. Он усмехнулся: – Не зря же говорят:

«Жить бесполезно, лучше уж не жить.

На ровном месте кочкою служить».

– Как ты говоришь? – рассмеялся Дэвид. – Точно про меня, кочка на ровном месте.

Омар Бадиф залпом выпил своё виски.

«Вот так и проваливаются, – подумал он, – остаётся надеяться на то, что штаб-сержант армии США Дэвид Смит никогда не слышал о татарском поэте Мусе Джалиле. Вот до чего, может довести любовь к поэзии!»

– Всё же Дэвид я думаю, ты не прав, предаваясь чёрной меланхолии, – заметил Омар, – жизнь прекрасна.

Пусть у тебя нет большого банковского счёта, не это главное. Деньги дело наживное, была бы голова и руки.

– Хотелось бы надеяться на это, – вздохнул Смит.

Он заявил, что ему пора мириться с Дарси, а Омар отправился завтракать в бистро Росалей. 33 После чего вернулся в автомастерскую, и стал работать с автомашиной «Буччиали». В четыре вечера он заглянул в буланжери к Клодин.

33

Утром за завтраком французы выпивают чашку кофе с бутербродом. Зовётся это малым завтраком «le pett dejeuner». Обед, у французов зовётся завтраком, «le dejeuner», обычно он бывает с 12.00. по 13.00 часов, состоит из закусок, салата, мясных или рыбных блюд, сыра и кофе.

– Я сегодня с утра выпил виски с тем американцем, что оставил в мастерской Тео свой «Фиат», – сказал Омар, целуя жену, – весь мой сегодняшний график летит к чертям. Ну, ничего страшного, срочных дел у меня нет. Могу даже помочь тебе.

– Ты мне здесь только мешать будешь, – Клодин поцеловала мужа в губы, – иди лучше забери детей из садика, а отец отдохнёт лишние полчаса.

Во французских провинциальных городках детей из садика принято забирать в четыре часа дня. Ришар Лоранс после ночной выпечки хлеба, ложился спать в восемь часов утра, вечером он забирал детей из садика и сидел с ними до прихода Омара или Клодин.

– Хорошо, – кивнул Омар и направился на улицу Революции. Детский сад в Ментоне находился в здании городской школы.

Едва Омар с детьми пришёл домой, зазвонил телефон.

– Добрый день месьё Бадиф, это Боссе вас беспокоит.

– Вы просто ясновидящий месьё Боссе, – рассмеялся Омар, – я только что пришёл домой, обычно я так рано дома не бываю.

– Увы, месьё Бадиф, я не волшебник. Наш общий друг Марсель Шевеньи дал мне телефоны в Ментоне, по которым вас можно разыскать. Я позвонил в бланжери, и ваша жена сообщила, что вы только что ушли за детьми в детский садик. Я решил, что полчаса вам хватит, что бы забрать детей и прийти домой, – месье Боссе рассмеялся, – чистая аналитика и никакого волшебства.

– Это слишком просто и лишено таинственности, – заметил Омар.

– Учту, и впреть буду напускать в таких ситуациях больше туману, – пообещал Боссе, – месьё Бадиф, я вот по какому поводу звоню, в эту субботу мы с женой своём загородном доме собираем друзей. Я хотел бы пригласить вас.

– Почту за честь месьё Боссе.

– Будьте демократичнее, – рассмеялся тот, – мы не на приёме у президента де Голля. Добрые друзья обходятся без таких высокопарных фраз. Кстати, как у вас продвигаются дела с «Буччиали-Савчик»?

– Вы ставите меня в неловкое положение месье Боссе.

– Знаю, но мне о своём приобретении рассказал сам Марсель Шевеньи. Ведь это я помог ему раздобыть ту брошюру, которая вам потребовалась для ремонта «Буччиали».

– Возможно, но на меня месье Шевеньи наложил обет молчания.

– Марсель меня предупредил, что вы примерно так и скажете, – усмехнулся Боссе, – между тем, секретность в этом деле касается только Патрика Дюрана. Во мне Марсель конкурента не видит, потому и похвастался своим приобретением. Кажется, я заболтался, всего хорошего месье Омар, жду вас с супругой в субботу в шесть часов вечера.

С Жаном-Пьер Боссе его познакомил в Ницце адвокат Патрик Дюран. В разговоре промелькнуло, что

Боссе является сотрудником МИДа Франции. Омар запросил Центр информацию о Боссе. Москва ответила, что тот является руководителем отдела в Службе систем информации и связи Генеральной дирекции по административным вопросам МИД Франции. Центр рекомендовал укрепить контакты с ним.

«Ну что ж, поедем в Париж, – решил Омар, – как говориться: «Умножая познания, умножаем скорбь». Будем умножать познания, и хотелось бы обойтись без скорби».

5. Сердце алчущего

За время существования ГУГБ НКВД испытало множество «чисток» – кровавых, (в которых чекистов их коллеги расстреливали сотнями), и не очень (обходились несколькими десятками расстрелянных). Первые чистки начались в 1936 году, когда вскрылось, что нарком НКВД Ягода участвовал в заговоре. Генрих Ягода не был политическим противником Сталина, но ему хотелось занять его место. В те годы заговоры устраивали все – сторонники Троцкого, военные с Тухачевским во главе, решил «половить рыбку в мутной воде» и Генрих Ягода. Однако Сталин переиграл их всех, и в сентябре 1936 года Ягода был снят с поста наркома НКВД, а впоследствии арестован и расстрелян.

Сталин был мудрым человеком и понимал, что в Советском Союзе аппарат НКВД имеет большую власть, и если им руководит человек с большими амбициями, то у него непременно возникнет желание «порулить» страной, вот тогда жди беды. Следовательно, НКВД должен руководить человек начисто лишённый амбиций, а если он при этом будет не слишком умным, то это даже хорошо. Выбор пал на тихого алкоголика Николая Ежова.

Став наркомом НКВД, Ежов основательно «почистил» свой наркомат, расстреляв и посадив всех людей Ягоды, а вместе с ними и тех, кто случайно попал в «ежовые рукавицы». Однако двое ближайших соратников Генриха Ягоды смогли уцелеть, и даже подружились с новым наркомом. Этими изворотливыми счастливчиками оказались: руководитель Главного управления пограничных и внутренних войск Михаил Фриновский и начальник УНКВД по Азовско-Черноморскому краю Генрих Люшков. Они сильно полюбились Николаю Ежову.

Генрих Люшков пил водку с Ежовым, а Фриновский возглавив ГУГБ, фактически руководил НКВД. На все ключевые посты в наркомате он расставил своих людей. В СССР шло время первых пятилеток 34 . Каждый в стране был занят делом: рабочие строили Горьковский автомобильный завод, Уралвагонзавод, и тысячи других предприятий, колхозники сажали картошку и убирали урожай с полей, Михаил Фриновский сажал и убирал неугодных ему людей, а нарком Ежов пил водку с Генрихом Люшковым. В 1936 году в Советском Союзе подходила к концу вторая пятилетка. Страна за эти десять лет сделала огромный рывок, став индустриальной державой. Однако сказывалась слабость руководства. Извечная беда России – дураки в руководстве, от того плохие дороги и огрехи в управлении на местах. В СССР это ещё усугублялось тем, что в руководстве были люди, не имеющие не только высшего, но даже среднего образования, однако это были верные большевики с дореволюционным стажем. Вот эти самые дураки, которые в период коллективизации считали кулаком, (а тот автоматически причислялся к врагам Советской власти), крестьянина имевшего две козы. Классовая борьба с кулаками усиливается, следовательно, их нужно выселить куда подальше, в Сибирь! Чего греха таить, в деревне шла борьба кулаков с колхозами. Активистов-колхозников постреливали из обрезов и жгли колхозные амбары с зерном. Всё было! Однако активных врагов насчитывалось немного, а на высылку в Сибирь и на Север отправляли сотнями, и далеко не все из них были врагами Советской власти, многие воевали за неё.

34

Пятилетка – пятилетний план развития народного хозяйства СССР.