Позолоченный век
Шрифт:
– Никто, ничего... Разве я сказала "он"? У меня от жары голова закружилась. Молчи об этом. Никому ничего не говори, - прибавила она настойчиво, сжимая его руку.
Добравшись наконец до своей комнаты, Лора подошла к зеркалу - в нем отразилось мертвенно-бледное, осунувшееся лицо.
– Боже мой!
– воскликнула она.
– Я этого не вынесу. Мне надо было тогда его убить, если б только я могла. Негодяй, он еще жив и посмел явиться сюда! Я должна была убить его. Он не имеет права жить. Как я его ненавижу! А ведь я любила его. Господи, как я его любила! И почему он не убил меня? Нет,
Так она бушевала, переходя от ярости к слезам и от слез к ярости, даже не пытаясь сдержать эту бурю страстей.
Пришла горничная сказать, что обед подан. У Лоры болит голова. Настал час приема у президента. У Лоры отчаянно разболелась голова. Придется сенатору ехать одному.
Эта мучительная ночь походила на другую, которую Лора не забыла. Как живо ей все вспомнилось! Тогда казалось, может быть, она и ошибается. Возможно, он еще вернется. Быть может, он все-таки любил ее хоть немного. Но теперь она знала: нет, не любил. Теперь она знала: он подлый негодяй, у него нет сердца. За все годы - ни слова, ни весточки! Она надеялась, что он умер. Жива ли еще его жена? Лора ухватилась за мелькнувшую надежду, и мысли ее приняли новый оборот. Быть может, в конце концов... она должна с ним повидаться! Она не в силах жить, не повидавшись с ним. Улыбнется ли он ей, как в те далекие дни, когда она его так любила? Или станет насмехаться, как в час их последней встречи? Когда он такой, она его ненавидит. А если он скажет: "Лора, милая!" - и посмотрит так... Надо увидеть его. Надо положить конец сомнениям!
Два дня Лора не выходила из своей комнаты то под одним предлогом, то под другим: нервическая головная боль, простуда... и в доме сенатора Дилуорти воцарилась тревога. Посетителям не удавалось повидать Лору, и, уходя, они говорили, что перед этим она была уж слишком весела, - они не говорили "легкомысленна", хотя некоторые, возможно, думали именно это. Женщина, пользующаяся таким вниманием и успехом в обществе, как Лора, не может исчезнуть на два дня, не вызвав разных толков на свой счет, и не всегда лестных.
На третий день она вышла к столу и казалась такою же, как всегда, быть может, немного бледна, и только. Если и стали глубже какие-то морщинки у глаз, они были искусно скрыты. План действия был готов.
За завтраком Лора спросила, слышал ли кто-нибудь ночью странный шум? Нет, никто не слышал. Вашингтон, стоило ему закрыть глаза, уже ничего не слышал. Некоторые полагали, что он и с открытыми-то глазами ничего не слышит.
Сенатор Дилуорти сказал, что он вернулся домой поздно. Задержался после молитвенного собрания. Может быть, его возвращение и потревожило Лору?
Нет, сказала Лора. Она слышала, как он вернулся. А шум был позже. Может быть, это просто нервы, но ей показалось, что кто-то пытается забраться в дом.
– Весьма вероятно, - сострил мистер Брайерли, -
Сенатор нахмурился. Ему неприятно слышать такие остроты, предоставьте их газетам. Быть может, поблизости бродят грабители?
Лора сказала, что скорее всего у нее просто расстроены нервы. Но все-таки ей будет спокойнее, если Вашингтон даст ей один из своих пистолетов. Вашингтон принес револьвер и показал сестре, как его заряжать и как стрелять.
В это утро Лора отправилась с дружеским визитом к миссис Скунмейкер.
– У вас на приемах всегда необыкновенно мило, - сказала она хозяйке. Кажется, все приятные люди сходятся к вам.
– Рада слышать это от вас, мисс Хокинс. Я надеюсь, что моим друзьям нравится у меня. Правда, в Вашингтоне такое смешанное общество - всего понемножку!
– Ну, я думаю, у вас бывает не так уж много мятежников?
– с улыбкой сказала Лора.
Если миссис Скунмейкер и показалось странным это слово в устах дамы, которая каждый день встречается с "мятежниками" в обществе, она ничем не выдала своего удивления.
– Мы, знаете ли, больше не называем их мятежниками, - только и сказала она.
– Пока мы не переехали в Вашингтон, я думала, что мятежники не похожи на всех людей. А оказалось, что мы все очень похожи друг на друга и что доброта и открытый нрав побеждают всякие предрассудки. И потом, знаете, у нас столько общих интересов. Мой муж иногда говорит, что, по его мнению, и южане и северяне совершенно одинаково жаждут дорваться до государственной казны. Вы ведь знаете, мистер Скунмейкер состоит в комиссии по ассигнованиям.
– И он знаком со многими южанами?
– О да. Кое-кто был на днях у меня на приеме. Был даже один полковник - приезжий; такой красивый, седой, - вы его, вероятно, не заметили... ходит с тростью. Очень милый человек. Я сначала удивилась, что он у нас появился. А когда муж вернулся домой и просмотрел визитные карточки, он сказал, что этот полковник хочет получить возмещение за хлопок. Вот он - истинный южанин! Может быть, вы его знаете, только не припомню, как его фамилия. А, вот его карточка - он из Луизианы.
Лора взяла карточку, посмотрела на нее внимательно, запоминая адрес, потом отложила со словами:
– Нет, это имя мне незнакомо.
В тот же день Лора написала и отправила записку. Записка была выведена круглыми буквами, совсем не похожими на обычный беглый почерк Лоры, и адресована в некий дом на одной из улиц Джорджтауна. В записке стояло:
"Дама, проживающая в доме сенатора Дилуорти, хотела бы побеседовать с полковником Джорджем Селби по делу, связанному с возмещением убытков по хлопку. Просьба зайти в среду в 3 часа дня".
Лора знала, что в среду в три часа дня в доме, кроме нее, никого не будет.
ГЛАВА VIII
ЛОРА СНОВА ВЛЮБЛЕНА В СЕЛБИ
– Belhs amics, tornatz,
Per merce, vas me de cors.
Alphonse II*.
______________
* - Вернись, мой друг,
Молю, вернись скорее.
– Альфонс II (провансальск.).
Ala khambiatu da zure deseina?
Hitz eman zenereitan,
Ez behin, bai berritan.
Enia zinela.
Ohikua nuzu;
Enuzu khambiatu,
Bihotzian beinin hartu