Позолоченный век
Шрифт:
По мере того как Филип поправлялся, Алиса все чаще заменяла Руфь, развлекая его, часами читала ему вслух, когда ему не хотелось разговаривать, - а говорил он почти все время о Руфи. Эта замена не так уж огорчала Филипа. В обществе Алисы он всегда был весел и доволен. Никто другой не действовал на него так успокоительно. Она была начитаннее Руфи, много знала и многим интересовалась; всегда оживленная, добрая и отзывчивая, она ничуть не утомляла его, но и не нарушала его душевного покоя. Она действовала на него так же умиротворяюще, как миссис Боултон, когда та порой подсаживалась к его постели со своим рукодельем. Иные люди неизменно распространяют вокруг себя успокоительное, ровное тепло. Они вносят мир в дом, и в самом разношерстном
Разумеется, Филипу все равно хотелось, чтобы Руфь была с ним. Но с тех пор как он уже настолько поправился, что мог ходить по всему дому, она вновь углубилась в занятия. Время от времени она опять принималась его дразнить. Она всегда шуткой, точно щитом, заслонялась от его чувства. Филип нередко называл Руфь бесчувственной; но навряд ли ему понравилось бы, если бы она была чувствительна; нет, право, даже хорошо, что ей свойственно это изящное здравомыслие. Никогда еще он не видывал, чтобы серьезная девушка обладала таким веселым, легким нравом.
Быть может, с нею ему было не так спокойно и бестревожно, как с Алисой. Но ведь он любил Руфь. А любовь не в ладу с покоем и довольством.
ГЛАВА XI
МИСТЕР ТРОЛЛОП ПОПАДАЕТСЯ В ЛОВУШКУ
И СТАНОВИТСЯ СОЮЗНИКОМ
Сатл. Да провалиться мне на месте! Я согласен.
Дол. Ну что же, сэр, коль так - скорей клянитесь.
Сатл. В чем должен клясться я?
Дол. В том, что, друзей оставив,
Для дела общего вы будете трудиться.
Бен Джонсон, Алхимик.
Eku edue mfine, ata eku: miduehe mfine itaha*.
______________
* Мышь входит в мышеловку - мышеловка хватает ее; не войди мышь в мышеловку, та бы ее не поймала (эфикск.).
Военные действия, начатые мистером Бакстоуном, прекратились очень быстро - куда быстрее, чем он предполагал. Он начал с того, что хотел победить Лору, оставаясь непобежденным; но его попытка кончилась тем, чем кончали до него все, кто пытал счастья на этом поле битвы: он усердно старался покорить ее, но скоро убедился, что хоть сам он еще не вполне уверен в победе, зато Лора его явно покорила. К чести Бакстоуна надо сказать, во всяком случае, что он сражался хоть и недолго, но умело. Теперь он оказался в достойной компании - на одной привязи с весьма видными пленниками. Эти несчастные беспомощно и покорно следовали за Лорой по пятам, ибо стоило ей захватить пленника - и он навек становился ее рабом. Иные бунтовали, пытаясь сбросить цепи; иные вырывались на свободу и объявляли, что их рабству пришел конец, - но рано или поздно они возвращались к ней, полные раскаяния и обожания. Лора всегда действовала одинаково; как и всех, она то поощряла Бакстоуна, то изводила его; иной раз возносила его на седьмое небо, а потом вновь повергала во прах. Она сделала его главным поборником законопроекта об университете в Буграх, - и поначалу он нехотя принял эту честь, но потом стал ценить ее: ведь благодаря этому он мог услужить Лоре... он даже стал считать, что ему очень повезло, теперь можно так часто видеться с Лорой!
От Бакстоуна Лора узнала, что злейший враг ее законопроекта достопочтенный мистер Троллоп. Бакстоун настаивал, чтобы она даже и не пыталась как-либо повлиять на Троллопа, объясняя, что любой ее шаг в этом направлении несомненно будет использован против нее и не принесет ничего, кроме вреда.
Сперва она сказала, что знает мистера Троллопа и ей известно, что у него есть ББ. Но мистер Бакстоун сказал, что, хотя и не представляет себе, как понять столь странное выражение, и не стремится разгадать загадку, поскольку это, вероятно, нечто глубоко интимное, он "все же осмеливается утверждать, что нет ничего правильнее в данном конкретном случае и во время данной сессии, как соблюдать величайшую осторожность и держаться
По-видимому, тут ничего нельзя было поделать. Лора всерьез тревожилась. Как будто все идет на лад, но ведь ясно, что даже один сильный, решительный враг может в конечном счете разрушить ее планы. Однако вскоре ей пришла на ум новая мысль:
– Не можете ли вы выступить против его знаменитого законопроекта о пенсиях, а потом договориться полюбовно?
– Ну нет, в этом деле мы с ним названые братья - трудимся плечом к плечу и нежно любим друг друга; тут я всячески ему помогаю. Но я всеми силами мешаю ему провести закон об иммиграции - вот тут я выступаю так же непримиримо и мстительно, как он против нашего университета. У нас с ним половина каждого разговора проникнута ненавистью, а вторая половина исполнена нежнейшей привязанности. Мы отлично понимаем друг друга. Вне стен Капитолия он великолепный работник; ни один человек не мог бы сделать для закона о пенсиях столько, сколько делает он. Я мечтаю, чтобы он выступил по этому вопросу с блестящей речью, которую он хочет произнести, тогда я скажу еще одну - и все будет в порядке.
– Но если он хочет выступить с блестящей речью, почему же он не выступает?
Новые посетители прервали этот разговор, и мистер Бакстоун удалился. Для Лоры не имело ни малейшего значения, что ее вопрос остался без ответа, ведь речь шла о предмете, совсем ей неинтересном; и, однако, человеческой природе свойственно любопытство, - а потому ей хотелось бы знать, в чем тут дело. Случай вскоре представился: она задала тот же вопрос новому лицу - и получила ответ, который ее вполне удовлетворил. Она долго раздумывала в этот вечер, уже лежа в постели, и когда наконец повернулась на бок, чтобы уснуть, у нее готов был новый план. Назавтра, на вечере у миссис Главерсон, она сказала Бакстоуну:
– Я хочу, чтобы мистер Троллоп произнес свою замечательную речь, посвященную закону о пенсиях.
– Как! Но ведь вы помните, нас прервали, и я не объяснил вам...
– Неважно, я все знаю. Вы должны заставить его произнести эту речь. Я так хочу.
– О, это легко сказать - заставить его! Но как же я его заставлю?
– Очень просто, я уже все обдумала.
И Лора пустилась в подробные объяснения. Наконец мистер Бакстоун сказал:
– Теперь понимаю. Я уверен, что смогу это устроить. Право, я удивляюсь, как он сам до этого не додумался, - такие случаи бывали, и не раз. Но если я что и улажу, что выиграете вы? Вот чего я не могу постичь.
– Об этом не беспокойтесь. Я выиграю очень много.
– Хотел бы я знать, каким образом? Странная причуда! Вы, кажется, избрали самый дальний и кружной путь... Но вы говорите серьезно, правда?
– Да, конечно.
– Хорошо, я это устрою... Но почему вы не хотите сказать мне, каким образом, по-вашему, это вам поможет?
– Придет время - скажу. Смотрите, сейчас он один. Подите и поговорите с ним, будьте умником!
Через минуту-другую названые братья по закону о пенсиях углубились в серьезный разговор и, казалось, не замечали движущейся вокруг толпы гостей. Они беседовали добрый час, потом мистер Бакстоун вернулся к Лоре.
– Сначала он и слушать не хотел, а потом прямо загорелся. И теперь у нас с ним уговор: я не выдам его секрета, а он, когда начнет громить сторонников законопроекта о нашем университете, не упомянет обо мне. Легко могу поверить, что в этом случае он сдержит слово.
Прошло две недели, и за это время закон об университете приобрел немало друзей. Сенатор Дилуорти начал думать, что пора пожинать плоды. Он устроил тайное совещание с Лорой. Она могла совершенно точно сказать ему, как будет голосовать конгресс. За них большинство; закон пройдет, если только малодушные не испугаются в последнюю минуту и не изменят, - а это легко может случиться.