Позолота
Шрифт:
Пуш-Грола почмокала губами, затем наклонила голову к Таволге. Серильда решила, что она собирается что-то сказать той на ухо, но Таволга принялась выбирать что-то из ее седых спутанных волос. Вот она что-то вытащила и бросила в сторону озера. Вошь? Блоху?
Никто не произнес ни слова, а прилежная Таволга вылавливала букашек. Остальные моховицы, которые привели Серильду, разошлись в стороны и заняли места у камней, стоявших кругом. Серильда оказалась посередине между ними.
Пуш-Грола фыркнула и снова выпрямилась. Все это время она не сводила с Серильды
– Это та девчонка, что запихнула вас в луковый погреб?
Серильда нахмурилась. В таком изложении она выглядела не героиней, а, скорее, какой-то злодейкой.
– Она самая, – ответила Таволга.
Пуш-Грола задумчиво поцыкала зубом, а когда снова заговорила, Серильда заметила, что многих зубов у Бабушки нет, а те, что есть, не слишком-то подходят к ее рту и друг к другу. Словно их одолжили у какого-нибудь мула и немного подправили.
– Осталась ли услуга неоплаченной?
– Нет, Бабушка, – сказала Таволга. – Мы с радостью отблагодарили ее… – Таволга посмотрела на шею Серильды, а потом на ее руку. – Ты не носишь наши подарки?
– Я спрятала их, чтобы сберечь, – ровным голосом сказала она.
Это не было совсем уж ложью. За завесой они спрятаны самым надежным образом, к тому же, она точно знала, что Злат будет их беречь.
Наклонившись вперед, Пуш-Грола смотрела на Серильду так, будто видела ее насквозь. Она напоминала ястреба, следящего за мышью, бегущей по полю.
А потом старуха улыбнулась. Вид этой улыбки не вызывал радость, скорее, беспокойство и тревогу. Следом за улыбкой раздался смех громкий и хриплый, и Пуш-Грола указала на Серильду кривым пальцем с опухшими суставами.
– Язык у тебя хорошо подвешен, он достоин бога лжи. Но, детка, – лицо ее стало суровым, – даже не думай обмануть меня.
– Я бы и не осмелилась, э-э… – начала Серильда. Она замялась, не зная, как обращаться к старухе, – …бабушка?
Пуш-Грола снова поцыкала зубом, – если старухе и было небезразлично, как назовет ее Серильда, она этого не показала.
– Мои внучки сделали тебе подарки, достойные твоей помощи. Кольцо и медальон. Очень старые. Очень красивые. Они были при тебе, когда Эрлкинг призвал тебя в Голодную Луну, а сейчас их нет, – взгляд Бабушки стал резким, почти враждебным. – Что дал тебе Ольховый Король в обмен на эти вещицы?
– Ольховый Король? – Серильда затрясла головой. – Ему я их не давала.
– Нет? А как же тогда ты провела у него целых три луны и умудрилась остаться в живых?
Покосившись на Таволгу и других девиц, Серильда не увидела ни одного приветливого лица. Но разве могла она винить их за недоверие, особенно зная, что Темные ради забавы охотятся на них.
– Эрлкинг верит, что я могу превращать солому в золото, – начала она. – Что у меня дар, благословение от Хульды. Я наврала ему, когда прятала Таволгу и Сныть… Ну да, в луковом погребе. Он трижды призывал меня в замок в Адальхейде и требовал, чтобы я превращала
Пуш-Грола долго молчала, а Серильда неловко переминалась с ноги на ногу.
– Что же ты отдала в уплату на третью луну?
Она замерла, не сводя со старухи взгляда.
В голове вспыхнули воспоминания. Жаркие поцелуи и ласки.
Но нет. Не об этом ее спросили, и уж точно это не было платой.
– Обещание, – ответила она.
– Божественная магия не работает по обещанию.
– Как видно, работает.
В глазах Пуш-Гролы мелькнуло удивление, и Серильда поежилась.
– Я пообещала отдать… нечто очень ценное, – добавила она.
Вряд ли, думала она, можно объяснить, что привело их со Златом к заключению такой сделки. К тому же, ей не хотелось, чтобы Пуш-Грола смотрела на нее как на беспечную и легкомысленную особу, за бесценок отдавшую первенца.
Даже если она и была такой. А она была.
Серильда обратилась к Таволге:
– Мне очень жаль, если тот медальон был для тебя таким ценным. Могу ли я спросить – кто та девочка на портрете?
– Не знаю, – отозвалась Таволга.
Серильда вздрогнула. Ей и в голову не приходило, что моховица знает о портрете не больше, чем она сама.
– Не знаешь?..
– Нет. Сколько себя помню, у меня был этот медальон, но откуда он, знать не знаю. Что касается особой ценности – уверяю тебя, свою жизнь я ценю больше.
– Но… он был такой красивый.
– Не такой красивый, как подснежники зимой, – возразила Таволга, – или новорожденный олененок, который делает первые шаги на шатких ножках.
Серильда не нашлась, что возразить.
– А кольцо Сныти? На нем была печать. Татцельвурм, обвившийся вокруг буквы «Р». Точно такую же печать я видела на статуе в замке Адальхейд и на кладбище за городом. Что она означает?
Нахмурившись, Таволга обернулась к Пуш-Гроле, но лицо старухи, испытующе разглядывавшей Серильду, было непроницаемым, как чистая грифельная доска.
– И этого я не знаю, – призналась Таволга. – Если Сныть что-то и знала, мне она никогда не говорила. Но не думаю, чтобы у нее были какие-то особые чувства к этому колечку – не больше, чем у меня к медальону. Когда мы отправляемся в ваш мир, то знаем, что нужно иметь при себе безделушки на случай, если потребуется уплата. Они для нас, как ваши человеческие монеты для…
– Этот мальчик, – перебила ее Пуш-Грола, чересчур громко. – Тот, кто прял золото. Как его зовут?
Серильде потребовалось несколько мгновений, чтобы переключиться.
– Он называет себя Златом.
– Ты сказала, он призрак. Не Темный?
Серильда помотала головой.
– Не Темный, это точно. Горожане называют его Духом Золотильщиком. А Эрлкинг зовет буйным духом.
– Если он один из мертвецов Ольхового Короля, то король имеет над ним власть. Тогда эти басни его не обманут.