Позор семьи
Шрифт:
А других вариантов не было. Парочки совершенно невероятно наряженных в кожу или в кружева парнишек, некоторое количество девушек, часть из которых чувствовали себя как рыба в воде, а часть явно пребывали в шоке, оказавшись в таком месте. А еще огромная сияющая надпись над оркестром: «Голубой побег». И для совсем непонятливых рисунок этого самого побега, похожий на… на то, что иногда рисуют на заборах.
И ещё… Все здесь, в наступившей тишине, смотрят на меня и на этого самого Лёшку, который отправил меня в нокдаун.
А еще и попугай кричит в наступившей тишине:
—
И этот бугай смотрит на меня уже как-то виновато и даже собирается протянуть свою лапу.
А через дальние двери заскакивают охранники, несколько матерых мужиков, одетых в странные одежды, закрывавшие кольчужной сеткой именно задницы. Ну да. Какой клуб, такая и защита для секьюрити. Чтобы можно было безопасно наклоняться. Нет, при втором взгляде одежда охранников превратилась в обычные стилизованные длинные кольчуги, но первое впечатление, оно самое запоминающееся. Ага… На всю оставшуюся жизнь.
Я чуть не взвыл и, не помышляя о драке, бросился к двери на улицу, надеясь, что там действительно мостовая, а не какой-нибудь закуток, где… любят друг друга. Но нет, там оказалась именно дверь на улицу.
Нет! Если так подумать, то этого Лёху я бы вырубил даже в этом теле, чисто на старых навыках спецназовца. Он бугай, но ничего особенного. Но с другой стороны, я сейчас даже ощущал какую-то благодарность к этому придурку, который своим молодецким ударом отправил в нокдаун Иву, и я смог проснуться и взять, наконец, управление моим телом.
Я выскочил на воздух и всмотрелся в яркие звёзды. Чёрт! Ночь. Я около гей-клуба. А был внутри, но вырвался. Ужас!
Внезапно у меня всплыла память Ивы, как она зовет служащих гостиницы, кричит, что забыла код от замка, и те взламывают дверь. Затем эта древесно-стружечная дура идет к гей-клубу, чтобы напитаться впечатлениями, которые я точно не одобрил бы.
Не одобрил? Да нормальному мужчине после такого останется только застрелиться! Я рыкнул и пожелал выкинуть эту древесную дуру из головы. Навсегда. И мне это удалось. Я буквально почувствовал, как от моего тела отделилась сущность, или матрица, или душа Ивы и она зависла рядом, соединенная со мной только тонкой и звенящей как струна нитью.
— А-а-а! — завизжала девчонка, которая только сейчас очнулась от нокдауна и ощутила как её убивают. Да! Именно убивают. Потому что я чётко понимал, что жить ей, после того как я выкину её из тела, останется всего несколько секунд.
Я не выдержал первым и втянул беспрерывно визжащую душу дриады в моё тело. Да! В моё!
А через пять минут я брел в гостиницу, а Ива хныкала в моих мозгах.
— Прости, что я не поняла, что для мужчины вроде тебя, это уже за гранью, после которой только застрелиться. Для меня-то это вообще ни о чём.
А я не отвечал. Нечего говорить. Ива не плохая. Она просто чужая. Чуждая. В одном теле нам не ужиться. Я сойду с ума, всё время контролируя её. А она просто не понимает человека. Она не человек. Она дух, чёрт побери!
До утра я не спал, а затем вышел, и отключив стоически терпевшую мои притеснения соседку от органов чувств, дошел до рынка, а точнее до той его части, где продавались домашние растения, и после получаса поисков купил то, что и хотел.
— Хочу напомнить, господин, — вился вокруг меня торговец, — что это контрабанда! Нельзя о ней говорить никому, иначе всем сделают плохо!
— Да понятно, что плохо, — угрюмо отвечал я. — Всем секир-башка, и всё такое. Не волнуйтесь.
— Нет! Не секир! А навоз-башка! Эти древесные дуры следят за каждым ростком! Вырастет до полуметра, и они почуют! Будьте осторожны, господин.
Я сунул в сумку горшок с маленьким деревцем, имевшим очень примечательные листочки. Зеленые, но с золотой каёмкой. Эдакая очень яркая икебана. Изуродованное деревце, которому не дали вырасти. Златолистный бук. Великое дерево дриад, которое запрещено выращивать просто так. Но что запрещено, то особенно притягательно, вот и выращивают где-то тайком. И возят контрабандой.
Уже в номере гостиницы я поставил горшок с икебаной на стол, так и не подключая молчаливую Иву к органам чувств, а затем одним мощным усилием выкинул взвизгнувшую соседку из своего тела. При этом я сжимал кривой ствол рукой и с удовлетворением почувствовал, как сознание дриады втянулось в деревце.
Я её не убил. Но я от неё избавился! Наконец! Никто не будет управлять моим телом пока я сплю. И никто не будет косячить, подставляя меня, как какого-то дурака.
Дополнительным плюсом оказалось то, что я теперь сам мог обращаться к памяти Андрейки, хотя это оказалось как-то неприятно. Ну да, взгляд на мир у прежнего хозяина тела оказался очень специфическим. Поверхностным, без всякого желания вникать в любые хоть сколько-то сложные вещи. Но тем не менее, мне достаточно было пожелать узнать что-то о людях, которых он знал, или о местах, в которых бывал, и это само всплывало у меня в голове.
Но пока мне рыться в чужой памяти не хотелось, так что я просто стал ждать.
Минут пятнадцать ничего не происходило, а затем вдруг от ствола деревца отделилась женская фигурка и тоненько пропищала:
— Идиот! Дебил! Кретин! Куда ты меня засунул?
А я улыбаясь смотрел на прикрытую разве что волосами очень красивую девушку ростом сантиметров так тридцать. А та, наконец заметив мой взгляд, взвизгнула и спряталась за стволом.
— Да ладно, что я там не видел? — усмехнулся я.
— Ты охренел? Твое тело на самом деле наше тело, а это тело — моё тело! Не смей смотреть, — выдала тираду Ива.
— Да твоё, твоё… — усмехнулся я. — Но я уже действительно посмотрел. Можешь выходить. повторюсь — что я там не видел?
— Ах что? — Ива просто исходила негодованием, но сейчас я просто слышал её ушами и наслаждался. Она отдельно, а я отдельно. Просто райская музыка! — Что ты не видел? Я вообще-то своя собственная!
— Да я не претендую на твое тело, — рассмеялся я. — Сиди или гуляй как хочешь. Вот тебе одёжка.