Позволь ей уйти

Монакова Юлия

И вот теперь настал тот неловкий момент, который Павел обдумал для себя ещё ночью. Он решительно взглянул на тётушку.

— Нам с Кариной пора идти. Вон оттуда, — он кивнул в сторону автобусной остановки, — вы сможете доехать до Красной площади. Впрочем, тут и пешком — всего десять-пятнадцать минут. Погуляйте, развлекитесь, сходите в ГУМ и на ярмарку, побродите по Охотному ряду… Когда Карина освободится, мы вас наберём. Это будет… будет предположительно около пяти часов, спектаклей у меня сегодня нет. Обедом я её накормлю, не беспокойтесь.

Тётушка растерянно

и обескураженно захлопала ресницами.

— Но как же… я ведь… просто я думала, что…

— Руководство театра не приветствует, когда на репетициях и утренних классах присутствуют посторонние, не имеющие отношения к балету, — невозмутимо пояснил Павел. — Исключения изредка делаются лишь для прессы и фотографов. Да вам всё равно было бы там скучно, — добавил он, — вы же не любите балет, а у нас кругом — сплошь профессиональные разговоры.

Карина неожиданно пришла ему на выручку.

— Правда, мам, так будет лучше, — заявила девочка. — Ты всё равно ничего не поняла бы и чувствовала себя стрёмно. И вообще, ты же так хотела погулять по Москве, пошататься по магазинам, купить всем подарки… Вот и вперёд!

Если тётя Нонна и была уязвлена, то виду не подала.

— Ну хорошо, — кивнула она, — вам виднее, конечно… Делайте как знаете. Кариночка, веди себя хорошо, сразу же звони мне, если что, и… и слушайся Пашу.

Ну спасибо, что хоть не “Пашеньку”.

Молча кивнув тётушке на прощание, Павел распахнул дверь служебного входа и придержал её, сделав приглашающий жест для Карины, чтобы она заходила внутрь. Девочка не заставила себя упрашивать и тут же змейкой проскользнула в святая святых.

— В десять начинается хореографический класс, — пряча смущение за деловым тоном, заговорил Павел, пока они с сестрой поднимались по лестнице. Чёрт его знает, почему он так нервничал и напрягался, общаясь с этой десятилетней мелочью. — Если обещаешь вести себя тихо, возьму с собой. Посидишь в уголке, посмотришь, как мы занимаемся…

— Обещаю, обещаю! — она даже в ладоши захлопала. — А фотографировать во время класса можно?

— Нежелательно, — Павел качнул головой. — Не всем нашим ребятам может это понравиться, так что лучше не надо. Так… а потом… потом… в двенадцать часов в театре утренний спектакль, “Щелкунчик”. Я в нём не участвую, но если ты хочешь посмотреть — пожалуйста, устрою на самое лучшее место. В зале много детей будет, сейчас же в школах каникулы…

— Я знаю, — важно кивнула Карина, — я вообще-то тоже в школе учусь.

— А, точно… прости, забыл. Короче, на спектакле будет полно ребятни, некоторых аж из других городов на московский балет привозят — целыми автобусами.

— А кто Щелкунчика танцует? — спросила Карина.

— Марсель Таиров, — коротко отозвался Павел.

— Ой, класс! — воскликнула она, но моментально осеклась, перехватив его взгляд. — Ну, то есть… жаль, что не вы, — тут же исправилась хитрюга.

— С “Щелкунчиком” у меня особые отношения, — улыбнулся Павел, невольно отдаваясь воспоминаниям. — Это был в принципе первый балет,

который я увидел. Да и то — в записи… Затем он стал первым балетом, который я станцевал в самом детстве. Сначала — на сцене Дворца культуры в Таганроге, а потом здесь, в Москве, когда учился в академии. Поэтому “Щелкунчик” навсегда останется у меня здесь, — Павел похлопал ладонью по левой стороне груди. — Чудесная рождественская сказка, перенесённая на сцену, гениальная музыка Чайковского, потрясающая хореография… всё это западает в душу на всю жизнь. Когда танцуешь в этом балете, испытываешь просто концентрированное счастье. Вот так-то, Карина-балерина, — заключил он с улыбкой.

— А почему вы зовёте меня Карина-балерина?

— Так ведь твой YouTube-канал называется. А ты, к примеру, почему мне всё время выкаешь? Я тебе брат, даже не дядя.

— Не привыкла ещё, — насупилась Карина. — Хоть и брат, а всё равно вы такой… взрослый.

В её устах это прозвучало практически как “старый”. Павел фыркнул.

— Честно говоря, мне пока тоже сложно привыкнуть, что ты… что мы…

— А вам моя мама не нравится? — перебив, вдруг бесхитростно спросила Карина. Он покачал головой.

— С чего ты взяла? Просто я её тоже пока совсем-совсем не знаю…

— Ну, вы же не захотели её сюда провести. И я понимаю почему.

— И почему же? — он приподнял брови.

— Вы сейчас должны обижаться на неё за то, что она не забрала вас из детского дома… — тихо пробормотала Карина. — Я бы тоже обиделась, если бы родная тётя меня оставила.

— Слушай, — Павел остановил её, развернул лицом к себе, присел на корточки и взглянул в глаза снизу вверх. — Давай договоримся — я ни на кого не обижаюсь и зла не держу, хорошо? То, что в театр маму твою не пригласил… Просто так будет лучше и проще для меня самого. Во всяком случае — пока. Не накручивай и не додумывай. Идёт?

— Хорошо, — серьёзно кивнула она. — Тогда вы тоже не зовите меня Кариной-балериной, а то мне всё время кажется, что вы надо мной смеётесь.

— Клянусь, и в мыслях не было смеяться! Но больше не буду, обещаю. Тогда уж и ты зови меня просто “Паша” и на “ты”.

Она сморщила носик-пуговку.

— Ладно. Я попробую.

=80

Коллеги Павла восприняли появление маленькой посторонней наблюдательницы в танцклассе вполне доброжелательно.

— Это Карина, моя сестра, — представил он.

Если кто-то и удивился наличию сестры у Калинина, зная о его детдомовском прошлом, то никак не выразил это вслух.

— Тоже увлекается балетом, — отрекомендовал юную особу Павел. — Так что смена подрастает — девчонки, трепещите!

Прима-балерина Анастасия Палий снисходительно усмехнулась, а затем приветливо махнула ладошкой:

— Привет, Карина!

— Здравствуйте, — выдохнула та с восхищением. То ли ей было знакомо лицо и имя Палий, то ли она просто залюбовалась настоящей живой балериной — в пачке, пуантах… и в тёплых гетрах вкупе с шерстяной кофтой. Сочетание было и впрямь необычным. Впрочем, все танцовщики оделись кто во что горазд: в свитера, гетры, трико, растянутые футболки.