Позвони в мою дверь
Шрифт:
Остановился на сестре. Татьяна живет недалеко, она родной и разумный человек, секреты хранить умеет.
— Сестричка, это я, Павел, — быстро заговорил он, едва Татьяна ответила. — Если ты не одна в комнате, не называй меня по имени.
— Что случилось? Я одна. Пашка, ты где, откуда звонишь?
— Слушай внимательно. Первое и самое главное: ни одна душа не должна знать, что я тебе звонил и что я жив.
— Ты вляпался в проблемы? — испугалась Татьяна.
— В очень серьезные, — заверил ее брат. — Если кто-то узнает обо мне, пострадают
— О господи! Я тебе говорила! Как же так? Что же будет? — запричитала она.
— Танька, времени на истерики нет. Возьми себя в руки и внимательно запоминай, что мне нужно привезти. Ничего не записывай, только на память.
— Ты в тюрьме?
— Нет! — разозлился Петров. — И не собираюсь!
И не совершил никакого преступления! Ты будешь мне помогать?
— Да, братик, извини.
— Я тебе все расскажу, когда увидимся, — пообещал Петров. — Теперь запоминай: ноутбук, деньги, сколько наскребешь, смена белья…
К приезду Татьяны Василий и Павел убрались в квартире. С точки зрения Петрова, теперь она выглядела почти прилично: из туалета не пахло, раковина посветлела, сор выметен. Но Татьяна пришла в ужас.
Полчаса назад на автобусной остановке к ней подошел бомж и заявил, что отведет к Петрову. Что общего у него с братом? Как Павел может жить в таком гадючнике?
— Что ты ищешь? — весело спросил Петров сестру, озирающуюся по сторонам.
— Здесь есть блохи или вши?
— Нет, только клопы.
Петрова забавляла оторопь сестры. После нескольких приглашений она все-таки села на стул, предварительно постелив на него пакет. Вася принес ужин — макароны с тушенкой в закопченном котелке.
— Поешь? — спросил Петров сестру.
Она отрицательно замотала головой. Брат, который и в зубах ковырял только серебряной зубочисткой, с аппетитом проглотил жуткое варево, облизнул облезлую вилку и передал ее Васе.
— Одна у нас, — пояснил он Татьяне, — все забываем купить приборы. Но вот мебель по случаю приобрели. — Он стукнул пяткой по ящику, на котором сидел. — Вообще, Танюша, я чувствую, что фортуна вновь стала ко мне благосклонной. Вот друга нашел, — он похлопал Васю по плечу, — с отдельной квартирой и телефоном.
— Дочка телефон оставила. — Вася смущенно улыбнулся и, желая сделать приятное даме, отвесил комплимент:
— Вы очень соблазнительная, почти как Людка из шашлычной на рынке.
Татьяну передернуло от отвращения. Петров хохотал:
— Вася, не надо клеить мою сестру! У нее муж ревнивый, как Отелло.
— Я же мысленно, — оправдывался Вася.
— Как ты здесь оказался? — поджав губы, осведомилась Таня. — Почему ты так одет?
Она показала на линялые и рваные спортивные штаны Петрова. Джинсы на больную ногу не налезали, и Вася притащил ему со свалки треники. Петров их тщательно постирал и теперь на замечание сестры обиделся:
— Конечно, не Кристиан Диор, но еще послужат.
— Прекрати балаган! — Татьяна возмущенно
— Сядь! — приказал ей Петров. — Шуток не понимаешь? Сейчас Вася примет еще стакан и вырубится. — Он говорил, словно алкаш здесь не присутствовал или был глухим.
Петров налил в стакан портвейн и протянул Васе:
— Выпей за здоровье моей сестренки!
— Перебор будет, — с сомнением заметил Вася, но стакан взял.
Петров подтрунивал над сестрой не ради розыгрыша — хотел ее разозлить. Если выбить Татьяну из привычной колеи, она горы свернет. Не удастся растормошить, будет брести, глядя под ноги, — как бы не споткнуться.
После школы провалилась в институт. Ревела в три ручья, все ее по головке гладили. А Петров нахально заявил: «Просто ты тупая как валенок!» Она гонялась за ним по квартире, дубасила (на пять лет старше, и силушкой Бог не обидел), но Петров весь год подбрасывал сестре нахальные записочки и дразнил двоечницей. К следующим вступительным экзаменам Татьяна вызубрила программу наизусть и легко поступила.
Он и сам такой отчасти: без внешнего раздражителя адреналин не вырабатывается. С годами раздражитель требовался все более мощный. Но теперь жаловаться не приходится — задели крепко, адреналина под завязку.
Петров продолжал говорить о Васе в третьем лице:
— Уникальный человек, самый счастливый из всех, кого я видел. Пребывает в нирване ежедневно и без особых усилий.
Татьяна с брезгливой гримасой смотрела на Васю, который пьяно улыбался и хлопал глазами, польщенный.
— Ты нашел свой идеал? — ядовито спросила она брата.
— К сожалению, недостижимый. Мешает бешеное самолюбие и отвращение к плохой водке.
— Ничего, ты у нас способный!
— Если ты поддерживаешь, то я постараюсь.
— С жиру бесишься? С богачами случается. Одни в буддистские храмы отправляются, а ты к бомжам прибился?
— Ага! — весело отозвался Петров. — Кризис среднего возраста называется.
— Ошибаешься, это ранний климакс.
— Ничего подобного! — возмутился Петров. — Меня к девушкам тянет. Вот недавно…
— Я тебя сейчас покалечу! — воскликнула Таня. — Чьи костыли? Они тебе пригодятся!
— Его костыли, — выступил в защиту Вася, — он уже покалеченный.
Татьяна к словам алкаша отнеслась без внимания, чихвостила брата.
— Вася! — скомандовал Петров. — На раскладушку — и спать. Танька! Помолчи!
Он не разрешал ей рта открыть, пока не раздался тихий храп хозяина квартиры. Татьяна не выдержала, злым шепотом начала:
— Вот что я тебе скажу, братик мой дорогой!., — Сначала ты выслушаешь меня.
Покосился на мирно сопящего Васю и стал рассказывать. Начало печальной повести, про кризис среднего возраста опустил, остальное выложил без утайки.
По мере его рассказа лицо Татьяны претерпевало метаморфозы: от насупленно злого — к удивленно испуганному, от жалостливого — к паническому, от сочувствующего — снова к злому.