Позывной «Матрос». Водяной

Агранович Владимир

Тот, кто однажды услышал звук стреляющего танка, никогда не спутает его с чем-то другим. Для Матроса это был «дебют». Ополченец слегка дернулся на звук. Он даже не представлял, что могло бы произойти в следующую секунду. Рассекая воздух со страшным свистом, снаряд угодил в пятиэтажный дом, стоящий на высоте.

Матросу показалось, что пространство сжалось и превратилось в сферу размером с грузовую машину. Немного запоздавший жуткий грохот пытался догнать сильную ударную волну, которая снесла бойца с ног. Это была его первая контузия.

Боец упал и не мог понять,

что происходит. В десятке метров от него рушилось огромное здание. Пятиэтажный дом, словно не имея опор, осел до самого своего основания, поднимая вокруг облако пыли.

Матрос пытался прийти в себя, но чувствовал лишь сильную тошноту и желание сбежать от жуткого звона в голове.

– Матрос! Ты живой? – не на шутку испугался Дизель, который уже второй раз за этот день заочно похоронил своего товарища. – Я думал, что все. Крышка.

– Живой, – почти неразборчиво пробормотал Матрос, пытаясь открыть глаза.

– Давай. Выкарабкивайся. Надо выбираться отсюда.

– Секунду. Дай еще полежать немного, – уже более внятно произнес боец.

Голова шла кругом. Ночь была близко, а вечерние сумерки уже растворялись во мгле. Оставаться на месте было нельзя. Преодолевая тошноту, Матрос встал на ноги, глубоко вдохнул и попытался оценить ситуацию. Никто из них не знал, как выбираться отсюда, поэтому было принято решение двигаться в сторону города в надежде встретить кого-то из своих.

Горящие руины Николаевки освещали путь. Вокруг была тишина. Бойцы спускались с высоты и видели, как украинские танки замыкали кольцо, из которого скоро будет невозможно выбраться.

Через сто или двести метров медленной ходьбы по выжженной земле у Дизеля подвернулась раненая нога, и это могло значить лишь одно – дальше своим ходом он идти не сможет. Матрос понимал, что сам бы он выбрался гораздо быстрее, но у него не возникло даже и мысли о том, чтобы оставить раненого товарища. Автомат перекинут через плечо, левая рука поддерживает боевого друга, а правая намертво обхватила пулемет. В любой момент Матрос был готов вступить в бой.

Боец не чувствовал ни усталости, ни боли, хоть и понимал, что в своей прошлой жизни он не выдержал бы и десятую часть тех испытаний, которые выпали на его долю сейчас.

«Никогда не подумал бы, что в сорок шесть лет придется брать в руки оружие и смотреть, как в тебя стреляет танк».

С Дизелем за спиной Матрос медленно переставлял ноги, вслушиваясь в каждый шорох. Шансов найти своих ребят практически не было, но и сдаваться было нельзя.

Разрушения и обжигающий огонь остались позади. Теперь перед бойцами была лишь ночная улица, освещаемая луной.

Матрос знал, что сейчас можно надеяться лишь на себя, поэтому был готов к тому, что при любом подозрительном шорохе он сбросит Дизеля, припадет на правое колено и откроет огонь на поражение.

Жуткий стресс держал мышцы в постоянном напряжении. В воздухе чувствовалась вонь сгоревшей резины, а мрак окутывал своим равнодушием. Дороги не знал ни один из бойцов – как и того, что их ожидает. Бойцы старались приглушать шаги, чтобы не привлекать лишнего внимания, но с раненым бойцом

на плечах это было сложно. Оба знали, что уже в окружении, но надеялись, что кольцо еще не полностью сомкнулось.

Шестьдесят минут, мучительный час, который длился целую вечность, застрял в памяти Матроса на всю его жизнь. Час безнадежности и святой веры в чудо. Они шли всего час, но каждый успел вспомнить лучшие моменты своей жизни, потому что потом могло быть слишком поздно.

– Слышишь? – прошептал Дизель, сдерживая сквозь зубы боль.

– Укропы?

– Да вроде по-русски говорят.

– Укропы тоже по-русски говорят.

– Давай подойдем поближе, форму рассмотрим.

– Это могут быть диверсанты, переодетые в нашу форму.

– Выбора у нас нет.

– Ложись, – сказал Матрос, опуская боевого товарища на землю, – я разведаю.

Ополченец подкрался к бойцам, чтобы услышать, о чем они говорят.

– Все вышли? Еще кто-то есть?

После одной этой фразы стало понятно, что это свои.

– Мужики! – крикнул Матрос.

В ту же секунду на него направилось несколько автоматов.

– Мужики, свои! Отряд Мачете. Выходили с высоты.

– Выходили?

– Нас двое. Раненый лежит в кустах. Подумали, вдруг вы укропы, – пытался объяснить боец.

– Мы из отряда Моторолы.

– Моторолы? – повторил Матрос.

Едва успев перевести дух, Матрос вновь ощутил, как внутри все сжалось. Сердце стало биться чаще, а пульсирующие удары в виски отгоняли любые здравые мысли. Тремя днями ранее в Славянск уехал его родной брат, принявший позывной «Водяной». Матрос знал лишь то, что брат попал к Мотороле, больше он выяснить ничего не успел. Связь была заглушена врагом, и братья не могли поговорить друг с другом. Насторожило ополченца то, что среди присутствующих он не мог разглядеть брата.

«Погиб?»

Матрос почувствовал ком в горле, осознавая, что его единственный родной брат, возможно, уже закончил свою войну. Стараясь успокоиться, Матрос глубоко вдохнул и ровным голосом спросил:

– А есть кто из Константиновки?

Глава 2

– Это кассетные бомбы? – спросил Водяной.

– Похоже на то.

Все удивились, когда Водяной неожиданно проявил свою эрудированность. Удивился и сам боец. Когда-то в детстве он смотрел военную передачу, где рассказывали о разновидностях бомб. И именно сейчас эти знания вырвались откуда-то из подсознания.

Ямполь. В тот вечер в Ямполе взрывы не утихали ни на минуту. Украинские войска применяли любые методы борьбы с противником, который был меньше по численности и практически не вооружен. Не брезговали они использовать и кассетные бомбы, которые были запрещены международным законодательством.

Это был один из сильнейших обстрелов за все время сопротивления в Славянске. Огромную территорию было практически невозможно удерживать столь малым количеством бойцов ополчения. Ямполь, как и Николаевка, готовился к сдаче. Именно в тот вечер многие бойцы решили сложить оружие и сохранить себе жизнь, сбежав с поля боя.