Позывные дальних глубин
Шрифт:
— Какие факты! Какие ещё нужны доказательства! — горячился Обрезков. — А дача у него на взморье в Петродворце? А две новенькие «Волги»? От трудов праведных что ли? Да ни за что не поверю!
Непрядову на это нечем было возразить. Да и не в самом Белкине была суть. Не только с продуктами, но и вообще со снабжением дела на флоте шли всё хуже и хуже. Корабли ремонтировались с большим напряжением, все чащё случались перебои с поставками топлива и масел. Хорошо ещё, что на атомных лодках не экономили «на дровах», запасы энергоресурсов были у них
— Что бы там ни было, — грустно вздохнул Егор, — но лодку нам к «бою-походу» готовить надо. Это уж, хоть умри, а сделай.
— Понятное дело, — согласился Кузьма. — Потому я и лезу из кожи вон, чтобы всё, значит, в ажуре у нас было.
Непрядов понимающе кивнул, мол, действуй, старпом.
Взяв со стола подписанные квитанции, Обрезков вышел из каюты, исполненный решимостью «драться» с начпродом до победного конца. Колбенев же остался сидеть на диване, закурив новую сигарету.
— Задумка у меня кое-какая есть, командир, — сказал, как только они остались вдвоём.
— Валяй, — разрешил Егор, вальяжно разваливаясь в кресле.
— Жизнь такая странная штука, что не замечаешь, как не по своей воле оказываешься в дураках. Ибо никогда не знаешь, когда под ногами найдёшь чью-то оброненную копейку, а когда в своём же дырявом кармане потеряешь целый рубль.
— Ты это о себе? — осведомился Егор.
— Конечно же не о вас с Кузьмой, — утешил Вадим. — Вы оба умные, потому как знаете, чего каждому из вас для полного счастья не хватает: одному щей суточных с наваром, а другому — фуражки с адмиральским крабом.
Предвидя готовое было сорваться с языка у Егора возражение, Вадим поднял руку, прося внимания. Сам продолжал:
— Пускай каждый получит то, чего достоин. Вам с Кузьмой — хоть по звезде Героя, а Белкину… хоть шваброй по морде. Себе же прошу одного: чтобы не мешали поискать кой чего, чтобы не оказаться в дураках.
— Чего поискать-то?
— Да вот, представь себе, всё то же самое — человеческое в человеке…
— Ищи себе на здоровье. Я что, мешаю тебе?
— Вот и не мешай. Более того, помоги. — Вадим сделал паузу, всласть затягиваясь сигаретным дымом. — Помнишь, Егор Степаныч, ты собирался в штабе поднять вопрос, чтобы пополнить наш экипаж двумя-тремя матросами срочной службы для всяких там ремонтных и подсобных работ?
— Не только собирался, но и получил на это адмиральское «добро». Аж на целых пять душ. Больше, думаю, нам не потребуется. Теперь только надо бы толковых ребят поискать. Главное даже не в том, чтобы они были «на прихвате» у нашего мичмана Расходова: сделать приборку в кают-компании, или картошку на камбузе почистить… Прошлый поход показал, что в первом отсеке кому-то надо нести вахту. Автоматика там сложная, и контролировать её надо не только по приборам, но и личным присутствием. Словом, пломбировать первый отсек пока ещё рано. По крайней мере до тех пор, пока нам конструкцию некоторых узлов разработчики «до ума» не доведут.
— А если бы я кое-кого из матросов взял бы на себя смелость
— Так валяй, если ты такой храбрый!
Колбенев немного задумался, будто не совсем был убеждён в том, правильно ли его поймут.
— Видишь ли, Егорыч, — начал он, как бы подбираясь к сути издалека. — Дело здесь не совсем простое. В какой-то мере на кон будет поставлена моя офицерская честь. А не получится, так я сам перед начпо выложу на стол свой партбилет.
— Даже так? — крайне удивлённый, Егор с настороженностью посмотрел на друга.
— А как же иначе? — убеждал Вадим. — На общем собрании политотдела я привёл не только вопиющие факты развала дисциплины, но и попытки со стороны начальства это скрыть, как-то снивелировать. А при этом, заметь, присутствовал представитель Главпура из Москвы. Таким вот образом, получается, сор из избы вынес. Раз уж всё всплыло, тут же стали искать виноватых в нашей береговой команде. Офицерам — кому «неполное служебное соответствие», кому выговор, а вот двух морячков, которые избили своего же товарища — под трибунал. С прицелом, так сказать, на дисбат.
— Так чем же ты недоволен теперь? Ведь сам этого хотел.
— Нет, совсем не того я добивался. Нет ничего проще, чем назвать порок, но куда труднее помочь людям как-то изжить его. Ты опять можешь сказать, что не моё это дело, только я не могу от всего этого быть в стороне. Мне приходится сейчас даже ночевать в казарме вместе с матросами, чтобы тем самым попытаться некоторых от тюрьмы спасти. И матросики ко мне потянулись, зауважали. А народец там, доложу я тебе, ой, какой бедовый: подобрались там в основном списанные с лодок за всякие прегрешения. Только ведь никуда не денешься, и с этими людьми кому-то надо работать.
— А кроме тебя, конечно, никого другого не нашлось?
— Может, и нашлось бы. Но я же говорил, что в береговой команде люди прониклись ко мне симпатией, говорят со мной обо всём насущном, как на духу. Слово моё там особый вес имеет. А это, согласись, дорогого стоит.
— Чего ж ты от меня хочешь, горемычный?
— В сущности, не так уж много — сделай одно доброе дело.
— И какое же?
— В числе пятерых новых членов нашего экипажа я попросил бы, под свою личную ответственность, взять на борт старшин второй статьи Чурикова и Ганзю.
— Так в чём проблема?
— А в том, что эти двое как раз и учинили мордобой своему дружку.
— Час от часу не легче, — сказал Егор обескураженно. — Только этой «радости» нам на борту недоставало. Ты хоть сам-то понимаешь до конца, что говоришь?
— Понимаю, иначе и говорить бы не стал, — Вадим придавил в пепельнице недокуренную сигарету. — Не такие уж совсем пропащие эти Чуриков и Ганзя. Оба специалисты высокого класса, имеют дипломы техников. И ребята ведь неплохие.
— Вот в этом как раз позволь усомниться. Ты же сам говорил, что они первогодка измордовали за то, что тот отказался делать за них приборку. А это, согласись, подло.