Прах и тень
Шрифт:
— Мой дорогой друг…
— Нет, — прервал меня он. — Если даже мы поймаем изверга, это ничего не даст погибшей. И вся вина лежит на мне.
— Вы возмутительно несправедливы к себе, Холмс! — воскликнул я. — Нельзя же всерьез взваливать всю вину на собственные плечи. Вы, человек, который сделал так много…
— Я потерпел столь оглушительную неудачу, что будет справедливо, если завершение этого дела станет концом моей бессмысленной карьеры.
— Холмс, но будьте же разумны, следуйте логике…
— Я ею руководствовался во всех своих действиях! —
Он ударил тростью в крышу кэба и выпрыгнул наружу.
— Оставайтесь на месте, Уотсон. Я скоро вернусь.
Пребывая в полнейшем замешательстве, я выглянул в окно и обнаружил, что Холмс привез нас на Пэлл-Мэлл, где жил его брат. Шерлок пробыл около получаса внутри величественного здания кремового цвета, а когда открыл тяжелую дверь и вышел на улицу, угадать что-либо по его лицу было невозможно.
Я без лишних слов протянул руку, чтобы помочь другу взобраться в кэб, и с любопытством посмотрел на него. Увы, оставшиеся до нашего дома несколько кварталов мы проехали в полном молчании. Едва экипаж остановился напротив дома 221 по Бейкер-стрит, как Холмс выпрыгнул наружу, однако остался стоять на тротуаре.
— Вот это да! — произнес он с выражением крайнего презрения на лице. — Как случилось, что воплощение всего отвратительного и порочного стоит у двери нашего дома?
Я уже поставил ногу на ступеньку кэба, но, подняв глаза, чуть не потерял равновесие. У входа в дом, подняв руку, словно собираясь позвонить, стоял не кто иной, как Лесли Тависток. Мой друг быстро пересек улицу и остановился на краю тротуара в нескольких футах от газетчика.
— Какого черта вы тут забыли, Тависток? — поинтересовался Холмс.
Журналист ошеломленно оглянулся и бросился навстречу, протянув к нам руки. Его карие глаза были полны ужаса.
— Мистер Холмс, это вы? Доктор Уотсон! Джентльмены, я молю вас о помощи! Вы даже не представляете, насколько это срочно!
Детектив с ключом в руке проскользнул мимо него к двери.
— Боюсь, как раз сейчас у меня масса работы. Вы просто не вписываетесь в мой график.
— Но вы должны меня выслушать, мистер Холмс! Моя жизнь в опасности! Это ужасно важно!
— В самом деле? Знаете, я полагаю, что вашей жизни ничто не угрожает, даже в самой малой степени. Впрочем, de gustibus non disputandum. [37]
Холмс распахнул дверь.
— Вы, наверное, затаили на меня обиду? — спросил Тависток, умоляюще сложив руки. — Это не имеет сейчас никакого значения! Готов заплатить любую цену, если вы согласитесь мне помочь.
— Еще раз повторяю: вы просите о невозможном.
— Я откажусь от своих предыдущих статей о вас, напишу опровержение! Вас будут восхвалять на каждом углу!
37
О вкусах не спорят (лат.).
— Убирайтесь
Мой друг был непреклонен и повернулся к двери, собираясь войти.
— Мистер Холмс! — вскричал Тависток и схватил его за левое плечо, пытаясь задержать.
В следующее мгновение Шерлок перенес вес на другую ногу, развернулся и нанес журналисту мощный удар в скулу. Тависток упал на спину и остался лежать распростертый на тротуаре, хватая ртом воздух. Холмс немедленно вошел в дом и стал подниматься вверх по лестнице.
Мне очень хотелось последовать за ним, хлопнув дверью, которую он оставил для меня открытой. Но врачебный инстинкт взял верх, и я подошел к жалкому человечку, лежащему под нашими окнами.
— Похоже, у вас сломан нос. Вы способны встать?
Я протянул ему руку. Журналист сел, прислонившись к ступенькам.
— Я погиб, — выдохнул он, ища носовой платок в кармане.
— Возьмите, — предложил я свой. — Откровенно говоря, вы едва ли заслужили лучшего отношения после того зла, что нанесли Шерлоку Холмсу.
— Заслужил? Я действовал в интересах своей профессии, не более того, — проскулил Тависток, пытаясь остановить кровь, струящуюся из носа. — А теперь оказалось, что источник моей информации — порочный безумец, и мистер Холмс не согласится…
— Подождите минутку, — прервал я журналиста. — Вы ничего не говорили раньше о своем источнике, более того, чуть ли не присягнули ему на верность, а теперь называете безумцем?
— Я никогда не сталкивался прежде с таким отклонением от нормы. Понимаете, я следил за ним, шел до его дома…
— И что вы обнаружили? — осторожно спросил я.
— Там у него кругом склянки… О нет, об этом слишком противно говорить. Меня выставят к позорному столбу. Я уничтожен, моя карьера закончена.
— Какая жалость, — сказал я, собираясь уйти. — Кстати, что заставило вас следить за своим поставщиком информации?
— Моя подозрительность. Боже милосердный, я бы дорого заплатил, чтобы безумная мысль гоняться за этим психом никогда не приходила мне в голову! Увы, мне вдруг так захотелось выяснить, откуда он добывает эти уникальные сведения… — Тависток стал всхлипывать, пачкая кровью рукав пальто. — Если злодей меня разыщет, то обязательно убьет, я знаю это!
— Когда вы встретились с ним?
— Прошлой ночью. Он зашел в редакцию, чтобы взять свои письма. Сказал, что полиция будет его преследовать, если обнаружит, что он общался с газетчиками.
— Полиция? — повторил я, стараясь не выдать голосом своей заинтересованности. — А она-то здесь при чем?
— Он констебль по имени Эдвард Беннетт. Вы не представляете, как это было ужасно, доктор Уотсон! Сохрани меня Боже… Я погиб.
Его голова безвольно упала на руки.
— Пойдемте.
— О, да благословит вас Всевышний, доктор Уотсон!
— Прекратите истерику и следуйте за мной.
Я поднялся по лестнице в нашу гостиную, ощущая вновь загоревшуюся в сердце искру надежды.