Прах и тень
Шрифт:
Моя рука непроизвольно сжалась в кулак, скомкав телеграмму. Я уронил бумагу в огонь. Когда я отвернулся от очага, в моих глазах стояла влага, и мне показалось, что выражение на лице моего друга, как в зеркале, отразило мое собственное.
Глава 30
Дар
Большую часть дня Холмс просидел в своем кресле совершенно неподвижно, если не считать незначительных усилий, потраченных на то, чтобы закурить трубку. Еще утром прекратился дождь, небо расчистилось от туч, о непогоде напоминала лишь грязь на Бейкер-стрит,
Ближе к вечеру появился посыльный с желтым листком бумаги. Взглянув на Холмса, я не понял, бодрствует он или заснул, побежденный страшной усталостью. Я слегка тронул его за плечо.
— Прочитайте мне вслух, Уотсон, будьте так любезны.
Телеграмма гласила:
Извини, Шерлок. Тут ничем нельзя помочь. У тебя полная свобода действий. Желаю удачи, мой дорогой. Майкрофт.
Мгновение Холмс молчал, рассеянно поглаживая плечо.
— Ну что ж, как видно, это окончательный ответ.
— Холмс, — спросил я уныло, когда он выбрался из кресла и позвонил, чтобы ему принесли обувь, — что значит «полная свобода действий»?
— Вынужден признаться: глава правительства попросил меня об одной небольшой услуге.
— Понимаю, — сказал я. — Нельзя ли узнать: задание, которое они хотят вам поручить, имеет криминальный характер?
Мой вопрос, похоже, сильно удивил сыщика, но он быстро пришел в себя.
— У нас уже было несколько дел, когда мы задерживали преступника, но закон оказывался целиком на его стороне. В этих случаях не оставалось ничего другого, как отпустить правонарушителя, поскольку мы действовали вне рамок британского правосудия. Сейчас у нас схожий случай.
— Значит, «свобода действий» — термин, используемый для того, чтобы принести извинения? — уточнил я.
— Мой дорогой Уотсон…
— Они больше не желают, чтобы мы арестовали этого безумца.
— Нет, — коротко ответил Холмс, подошел к письменному столу, в котором хранились наши револьверы, вытащил свой и сунул в карман. — Увы, совесть не позволяет мне рассчитывать на вашу помощь.
— Ясно. Возможно, вы и самоотверженны, но при этом одиноки.
— Я должен сделать то, что необходимо, но не вправе просить того же от вас. — Он прислонился к каминной доске и взглянул мне в лицо. Я молча ждал. — Они хотят, чтобы я убил его.
Я кивнул, без лишних слов выражая ему свое сочувствие.
— И вы пойдете на это?
— Не знаю, — мягко сказал он. — Логика, как видно, мне изменила. Еще одна неудача.
— Холмс, вы ни в чем не виноваты, — решительно заявил я. — Но вы сделаете то, о чем они просят?
— Полагаю, если заглянуть в дуэльный кодекс, этот негодяй дал мне достаточно поводов, чтобы его вызвать. А так просто я не в силах… Мой дорогой Уотсон, вы, конечно, не имеете ни малейшего желания быть замешанным в этом богопротивном деле?
Никогда прежде мне не доводилось видеть Шерлока Холмса столь преисполненным решимости и одновременно таким растерянным. И я даже помыслить не мог, что в этот критический момент брошу его на произвол судьбы.
— Как человек долга, я не имею права
Холмс мрачно улыбнулся и пожал мне руку. Распрямив плечи, он направился к двери и, сняв мою шляпу с крючка, бросил ее мне.
— У них веские аргументы: нельзя позволить извергу спокойно разгуливать по улицам, так что наша задача — как минимум лишить его свободы. Возьмите револьвер, но не думаю, что нам следует сегодня прибегать к маскировке. Для сыщика этот фарс с переодеванием, может, и имеет смысл, но для убийцы он попахивает мошенничеством. Я не имею права потерять за один день всякое уважение к себе. Утратив его, я и за новое дело не смогу взяться.
Мне мало что остается поведать читателю о нашей схватке с убийцей, известным как Джек Потрошитель. И все же продолжу свой рассказ, поскольку обстоятельства этого дела удивительны, а исход драматичен. Холмс, конечно, вправе порицать меня за желание всячески приукрасить свои истории, но он их читает, чтобы скоротать зимний вечер, когда исчерпана вся хроника происшествий в газетах. Впрочем, я отвлекся, о чем мой друг никогда не забывает мне напомнить. Постараюсь придерживаться избранной темы.
Кэб довез нас до угла Трол-стрит, и мы оказались в густонаселенном районе, расположенном южнее печально знаменитой Флауэр-энд-Дин-стрит. Темно-синее вечернее небо было подернуто дымкой. По боковой улочке мы подошли к небольшому извозчичьему двору, где танцевали на ветру клочья бумаги.
— Думаю, именно здесь логово, о котором шла речь. — Детектив кивнул на дом с осевшей дверью и мерцающим желтоватым светом окном с дырами, закрытыми грязной бумагой. — Вы готовы, доктор?
Мой друг медленно подошел к неплотно притворенной двери и, просунув руку внутрь, отодвинул щеколду. Мы вошли в комнату.
У почти угасшего огня, жар которого все же согревал жилище, сидела древняя старуха. В первый момент я испугался, что ее хватит удар из-за нашего вторжения с оружием на изготовку, но одного взгляда на ее устремленные в одну точку мутные глаза было достаточно, чтобы понять: она абсолютно слепа.
— Кто вы? — спросила она. — Что вам здесь нужно?
— Меня зовут Шерлок Холмс, мэм, — ответил мой друг, осматривая комнату.
— Я вас не знаю. Наверное, у вас какое-то дело к моему сыну? Подойдите к огню, от него чудесное тепло. — Воздух в маленькой комнате был такой спертый, что дышалось с трудом. — Обычно я провожу время наверху. Девушка носит мне туда еду. Но ночью окна разбились, сами видите.
— В самом деле? — спросил Холмс.
— Мой сын закрыл внизу дыры бумагой, но на верхнем этаже требуется более обстоятельный ремонт.
— Надеюсь, ущерб не слишком серьезен.
— Едва ли такая мелочь способна по-настоящему расстроить Эдварда. — Она улыбнулась. — Кого-нибудь другого, может быть, но только не сына. Он у меня замечательный.
— Нисколько в этом не сомневаюсь. Эдвард дома, миссис Беннетт?
— Вышел на минутку. А кто с вами?
— Доктор Уотсон. Нам очень нужно поговорить с вашим сыном.