Практически нормальная жизнь

Доллер Триш

Согнувшись, бегу к своему другу; пули пролетают мимо меня. Пауза. Огонь. Бегу дальше. Несмотря на то, что до Чарли метров десять-пятнадцать, на преодоление этой дистанции уходит вечность.

– Чарли. Приятель. Держись.

Зову санитара, пытаюсь остановить кровотечение, но оно не останавливается. Кровь обволакивает мои пальцы, покрытые слоем засохшей грязи, пока стараюсь найти поврежденный сосуд. Земля вокруг Чарли окрашивается в темный цвет.

–

Соло. – Он без толку сжимает пальцами мой рукав.

Пулеметная очередь АК поднимает столбы пыли по бокам от нас. Пуля задевает верхнюю часть моего плеча. Ощущение такое, будто меня ударили бейсбольной битой. Мосс выходит на позицию перед нами, открывает подавляющий огонь из своего автомата.

 – Держись, Чарли, – повторяю я. – Ты выкарабкаешься. Ты сможешь.

Только он не сможет.

Его пустые глаза обращены к афганскому небу, грудь перестала двигаться. Пуля со свистом пролетает мимо; у меня нет времени, чтобы осознать случившееся. Я падаю на живот в пропитанную кровью грязь; плечо адски горит. Посмотрев через прицел, замечаю стрелка – талиба в черном тюрбане, направившего свой АК на меня.

Я прицеливаюсь, и убиваю его.

Проснувшись, подскакиваю в сидячее положение. Сердце мечется в груди словно петарда. Харпер стоит у изножья моей кровати. Поднимаю руки, проверяя, не в крови ли они, хотя знаю, что это был сон. Проблема вот в чем – он правдив.

– Это была наша вина, – говорю я. – Моя и Чарли.

Она садится на кровать, скрестив ноги по-индийски, лицом ко мне. Ее платье сменили выцветшие шорты и футболка с Clash. Харпер босиком, и я впервые за вечер замечаю, что ее ногти накрашены красным лаком.

– Мы патрулировали старое школьное здание. Практически каждый раз, стоило нам выйти за пределы базы, нас обстреливали из засады. Даже если ты ожидаешь обстрел, никогда не предугадаешь, откуда или когда он начнется. Поэтому чаще всего бывало так: мы идем по какой-нибудь грунтовой дороге, они начинают стрелять, мы оказываемся по пояс в грязном канале на следующие пять-десять минут, отстреливаясь. Потом они убегают, мы гонимся за ними, они смешиваются с мирным населением, а мы остаемся злые и мокрые, без перспектив принять горячий душ по возвращении обратно на базу.

Харпер наблюдает за мной. Уверен, она гадает, не сорвусь ли я снова. Не сорвусь.

– Хотя в день, когда убили Чарли, получилось иначе, – продолжаю. – Чарли и я… мы увидели мальчика с сотовым телефоном. Многие местные использовали свои телефоны, чтобы сообщать талибам наши позиции. Так вот, мы увидели этого мальчишку, но не сказали ничего, потому что… он ведь всего лишь ребенок, понимаешь?

Она кивает, однако я сомневаюсь, может ли Харпер действительно понять. Этот мальчик был среди толпы ребят, когда мы раздавали футбольные мячи и тряпичных кукол накануне днем. Он радостно прыгал на месте всякий раз, когда получал

от нас игрушки, словно ему впервые что-то подарили. Однажды он пытался выхватить у меня упаковку шариковых ручек. Как мог этот ребенок оказаться подозрительным? Только мы должны были насторожиться, увидев его с сотовым. Мы должны были рапортовать об этом Пералте.

– Несколько минут спустя на нас напали. Чарли ранили, и пока я пытался остановить кровотечение, меня тоже подстрелили.

Ее глаза округляются. Харпер переводит взгляд на мое плечо. Мосс сделал повязку перед тем, как мы отнесли тело Чарли на базу. Рана была не достаточно тяжелая, чтобы отослать меня домой или в госпиталь. На следующий день я опять вернулся в патруль.

В горле пересыхает.

– Я не смог его спасти. Я подвел его дважды. И еще никому об этом не рассказывал.

В официальном докладе говорится, что я рисковал собственной жизнью, пытаясь спасти сослуживца, был ранен и убил противника в процессе. На бумаге все смотрится более героически, чем было в жизни. Особенно потому, что в тот момент, как помню, я чувствовал ярость, а не отвагу.

– Суть в том… – Я замолкаю, провожу рукой по голове, пытаясь подобрать правильные слова. – Чарли мертв, а я до сих пор жив, и не думаю, что заслуживаю этого.

– Думаешь, он бы согласился с тобой?

– Не знаю. Чарли, наверно, сказал бы мне перестать вести себя по-идиотски.

Харпер улыбается так нежно и мило.

– По-моему, хороший совет, – говорит она.

Я смеюсь тихо.

– Понимать этот совет и следовать ему – разные вещи. Я не… Не знаю, смогу ли.

Она подползает ближе, садится рядом со мной, забирает пульт и нажимает кнопку, переключаясь на один из киношных премиум-каналов.

– Может, тебе следует поговорить с кем-нибудь, – предлагает Харпер. – С тем, кто способен тебе помочь, я имею в виду. С профессионалом.

– Да, возможно.

По новому каналу транслируют какой-то фильм из 80-х, в духе Банды сорванцов – бедная девушка влюблена в богатого парня, не подозревающего о ее существовании. Не мой тип кино, однако Харпер пристраивается поближе, забирается мне под руку, кладет голову на плечо, и внезапно меня мало волнует происходящее на экране.

– Эй, Харпер, – говорю я. – По поводу того, что случилось с Пэйдж…

– Давай не будем, – отвечает она, не сводя глаз с телевизора. – Считай это второй попыткой.

– Довольно великодушно с твоей стороны.

– Ага, ну, не хочу бить лежачего, но по большей части, по какой-то безумной причине… – посмотрев на меня, Харпер застенчиво улыбается, – мне кажется, что ты того стоишь.

– Точно стою.

Она смеется и заезжает локтем мне по ребрам.

– Итак. – Ее внимание вновь обращено на фильм. – Есть какие-либо особенные планы на завтра?

Хочу предложить ей что-нибудь банально-туристическое – например, прогулку по парку "Источник вечной молодости" или поход в музей восковых фигур. Слова вот-вот готовы сорваться с языка. Но усталость одолевает меня, прежде чем я успеваю их произнести.