Практически нормальная жизнь
Шрифт:
Я просыпаюсь перед рассветом, обнаруживая себя на кровати в обнимку с Харпер. Ее спина прижата к моей груди, а волосы щекочут мне нос. Нечто, чему пока не могу дать определение, облегчает груз, оставшийся после смерти Чарли, и сдерживает кошмары, когда я опять засыпаю.
15
Харпер начинает просыпаться. На мгновение, прежде чем она открывает глаза, я чувствую себя... странно. Словно это был лишь секс на одну ночь, и теперь я должен сбежать отсюда до того, как нам придется заговорить друг с другом.
Просто... мне стыдно. Она увидела меня с такой стороны, с которой я сам плохо знаком. Мне кажется, это можно считать положительным моментом, потому что я ей доверяю, но все равно не могу остановить приступ паники – а вдруг Харпер увидела слишком много.
В следующую секунду ее глаза распахиваются, она моргает, морщится сонно, и неловкость рассеивается. Потом Харпер улыбается, и мой мозг рассеивается.
– Привет. – Ее голос звучит хрипло спросонья.
– И тебе привет, – тихо говорю ей на ухо. Она вздрагивает. Мне это нравится.
– Ты давно проснулся? – спрашивает Харпер.
– Час назад, наверно. – Ее футболка задралась немного. Мои пальцы находят полоску оголенной кожи. Я запускаю руку под ткань. Кожа Харпер такая теплая после сна. Когда у нее перехватывает дыхание, я улыбаюсь.
Она поворачивается слегка, чтобы меня поцеловать.
– Почему ты меня не разбудил?
– Просто не разбудил. – Я провожу большим пальцем под ее грудью... и тут звонит мой телефон. – Черт, – говорю напротив рта Харпер.
Она смеется.
– Ты должен ответить.
– Вероятно, – соглашаюсь я, после чего целую ее. Звонок не утихает. – Но я не хочу.
Не отрывая губ от нее, тянусь к тумбочке за сотовым. Харпер отталкивает меня, чтобы я смог ответить.
– Надеюсь, это важно.
– Ну, и тебе доброе утро. – Эллен Суини делает вид, будто оскорблена, однако я слышу нотки смеха в ее голосе. – Я тебя случайно не разбудила? Хотела перехватить вас до завтрака, чтобы вы с Харпер к нам присоединились.
Я смотрю на Харпер. Ее волосы спутались за ночь. Не хочу завтракать с мамой Чарли, но отказаться будет невежливо.
– Да, мэм, мы скоро приедем.
Пока записываю адрес, Харпер не ждет от меня объяснений относительно того, куда мы собираемся. Она слезает с кровати и уходит к себе в комнату, оставляя мне лишь перспективы на очередной холодный душ.
***
– Это здесь. – Харпер, сидящая на пассажирском сиденье Джипа, указывает на приземистый фиолетовый дом с желтой отделкой и подоконниками, уставленными горшками с красными цветами. Тут место какому-нибудь антикварному магазину, или чей-нибудь бабушке, но вывеска, свисающая с крыши крыльца и обрамленная белой сияющей гирляндой, гласит, что здесь расположен тату-салон "Сладкая мука". Я паркуюсь на обочине перед салоном.
Колокольчики звенят, когда опускаю ручку и открываю входную дверь для Харпер. Мы оказываемся в гостиной, переделанной в приемную, где стоит старый кожаный диван, стойка с кассой и украшениями для пирсинга, и кофейный
– Трэвис, это ты? – доносится голос мамы Чарли откуда-то со второго этажа, вместе с ароматом поджаренных сосисок. – Поднимайтесь.
Верхний этаж больше похож на квартиру с маленькой кухней, где Дженни в данный момент раскладывает сосиски на тортильи, и гостиной, полной религиозной атрибутики. Мексиканские свечи с гваделупской Девой Марией, Будды, многорукая индуистская богиня. Над диваном висит бархатная картина, изображающая Иисуса. Интересно, как ей хватает времени на такое количество божеств, и к которому из них отправился Чарли? Я представляю его смеющимся с пузатым Буддой, похожим на ту маленькую статуэтку, которую он носил в кармане наудачу. У нее на боках потертости образовались от постоянных поглаживаний.
Сегодня Эллен решила прикинуть на себя образ пирата – рубашка в бело-красную полоску, косички собраны под бандану с принтом в виде черепов. Она сжимает нас с Харпер в объятиях. Из-за исходящего от нее аромата пачули я чихаю. Эллен улыбается, однако я замечаю налет грусти в ее взгляде.
– Как ты сегодня, Трэвис?
– Хорошо, – отвечаю. – Я, эмм… хотел извиниться за то, что ушел вчера со службы. Это было невежливо. Мне жаль.
Она кладет ладони мне на щеки.
– Тебе не за что извиняться, мой дорогой. У тебя свой собственный путь, и ты должен следовать ему.
Тяну руку в карман своих шортов и достаю предсмертное письмо Чарли. Когда мы узнали, что часть, к которой нас прикрепили, отправляют в зону боевых действий, нам посоветовали написать прощальные письма домашним… на всякий случай. Мы договорились – если кого-то убьют, оставшийся в живых доставит письмо лично. Понятия не имею, что написал Чарли. Меня тянуло прочитать, но я этого так и не сделал.
– А еще я должен передать вам это. – Вручаю письмо Эллен. – Я не читал его.
Она сразу убирает конверт в карман.
– Вы голодны?
Я ничего не ел со вчерашнего ланча, поэтому, да, я по-настоящему голоден. Зверски голоден.
– Да, мэм.
– Тогда садитесь. Я сделаю кофе.
Мы с Харпер усаживаемся за потертый деревянный стол, пока Эллен варит кофе. Она болтает о том, что покупает определенный сорт зерен из Эквадора, критикует и дает бесцельные советы Дженни, которая выкладывает на тарелки буррито, а на заднем плане звучат какие-то безумные суфийские трели флейты Пана – которые, по заверениям Эллен, должны оказывать успокаивающий эффект. Они смеются и шутят. Несмотря на смерть Чарли, в их семье царит счастье, на которое моя семья никогда не была способна. Мы никогда не сидели за обеденным столом вот так (если не считать тот раз, когда я с мамой на пару ел креветки, приготовленные по рецепту Харпер, за кухонным островком под аккомпанемент Ареты Франклин, поющей про цепь дураков). Мне понятно, почему Чарли был столь близок со своей матерью.