Практика Сергея Рубцова
Шрифт:
— Войдите! — прозвучал громкий, странно знакомый голос.
Сергей вошел и тотчас замер изумленный: у доски, заложив руки за спину, прохаживался взад-вперед майор Кияшко, веселый, явно довольный собой.
— Здравствуйте, товарищ курсант!
— Здрасте!
Кияшко обеспокоенно взглянул на Рубцова.
— Как здоровье?
— Не жалуюсь, — Сергей почему-то строго и настороженно смотрел на майора.
— Значит, зажило еще до свадьбы. Ну хорошо, что так легко отделались, могло быть хуже… Закрывайте дверь,
Я, брат, по глазам вижу. Выкладывайте по порядку.
Они уселись за парту. Сергей не сводил глаз с майора, и вдруг неуверенная улыбка тронула его губы.
— Кажется, я отгадал ответ на самый главный вопрос, — сказал он, не сумев скрыть свою радость. — Судя по вашему веселому настроению, Смирнов, пойман! Так ведь?
Кияшко дружески хлопнул его по плечу и рассмеялся.
— Значит, правильно я про тебя в характеристике написал — «проницательный»? А ты оспаривал, срамил меня перед генералом!
Глаза Сергея стали суровыми, он сжал губы.
— Но я не ошибся? Смирнов пойман?
— Поймали.
— Одного?
— Нет, гнездышко взяли. Пятерых!
— В том числе… — глядя в глаза майору, медленно произнес Сергей.
— В том числе и твой последний знакомый — «дед Илько».
— Значит, я не ошибся… — сорвался с места Сергей. — Кто же он такой?
— Немец по национальности, фашист по убеждениям, шпион по профессии. Еще в 1944 году на нашей территории был оставлен. Это крупная акула!
— А Смирнов, конечно, — «геолог»? Это его с парашютом в тайге выбросили?
— Он! Настоящая фамилия — Марущак, Петр Марущак. Сын крупного руководителя националистической банды и сам бандит. Папашу убили в сорок четвертом, а пятнадцатилетний сынок успел смотаться с гитлеровцами. Перемещенное лицо, «жертва советской власти»… Там его пригрели, подучили наукам. Между прочим, он ведь тоже, как и ты, — отличник учебы! Да, да! Готовили его по-настоящему. Два года тренировался, учился; как надо по диким лесам ходить. Перед тем как сбросили его, бороду отрастил, наизусть знал имена и фамилии людей, что в геологоразведочной партии работали.
— Как же это?
— Они наши газеты читают. Очень даже внимательно! А в «Комсомольской правде» очерк о геологах был и фото. Так вот! У него не только деньги наши были. Его и шоколадом, спичками, махорочкой и даже газетой — цигарки крутить — всем советским снабдили. Чистая работа! Бандероли тоже с настоящих скопировали.
— А в ящике что он вез?
— Образцы… — ехидно усмехнулся майор, — только не горных пород, а новейших радиопередатчиков, фотоаппаратов. Все это миниатюрное, по последнему слову техники. Денег было много…
— Кто его накрыл?
— Большая группа этим занималась, но пальма первенства принадлежит капитану Николаеву. Он блестяще провел всю эту операцию от начала до конца.
Лицо Сергея вытянулось,
— Капитан Николаев? Теперь я понимаю… Теперь я, кажется, все понимаю. Нет, не все. Товарищ майор, а учитель Голубев… Он арестован?
— Нет.
— Вот это-то и непонятно. Капитан Николаев ехал в одном поезде со Смирновым, а где был Голубев? Неужели сумел скрыться?
Кияшко закурил папиросу и поискал глазами пепельницу. Пепельницы на столах не было. Майор приоткрыл наполовину пустую спичечную коробку и осторожно стряхнул туда пепел с папиросы.
— Я должен огорчить вас, товарищ курсант, — щуря от табачного дыма глаза, сказал он. — Голубев Ипполит Евстафьевич, бывший колчаковский офицер, умер пять лет назад.
Брови Сергея удивленно вздрогнули, но он не поверил и тут же хитренько прищурился точь в точь так же, как это делал Кияшко.
— Разыгрываете, товарищ майор? Впрочем, может быть, Голубев — это… служебная тайна? Тогда не спрашиваю.
— Был тайной, — вздохнул Кияшко.
— Эту тайну изобрел капитан Николаев. Я очень жалею, что вам так и не пришлось поработать под руководством капитана. Это человек изобретательный. Слушайте, что случилось со старым учителем-математиком-Голубевым. Такой человек существовал.
Майор покосился на закрытую дверь, сделал несколько затяжек и продолжал, слегка понизив голос.
— Когда началась война с гитлеровцами, к начальнику управления является человек так лет под пятьдесят, предъявляет свои документы на имя Голубева Ипполита Евстафьевича и заявляет примерно следующее: «Каюсь, я — агент иностранной разведки, завербован в 1918 году. Делайте со мной, что хотите, но я русский человек и в этот тяжелый для родины момент не хочу оставаться предателем». Вот какое дело! Расспросили его что, как и почему. Действительно, колчаковский офицер, воевал с красными, ненавидел советскую власть и так далее. Поэтому завербовался без особых колебаний. Мстить хотел! Задания выполнял сравнительно безобидные — давал приют другим агентам, изготовлял фальшивые документы.
В этом отношении мастер первой руки — любая печать, штамп, подпись. Не подкопаешься! Встал вопрос — что делать? Приняли во внимание его чистосердечное раскаяние и сказали: «Вредил, работал на врагов — теперь искупай свою вину и поработай на нас». Так при помощи этого гражданина в течение сорок первого — сорок пятого годов нам удалось поймать не много, не мало — восемь шпионов.
— Японская разведка? — спросил Сергей.
Кияшко усмехнулся.
— Не имеет значения… Получалось очень хорошо: Голубев фабриковал любые документы — мы его настоящими бланками снабжали, а агент надежно устраивался, маскировался, но тут его в нужный момент аккуратно накрывали мокрым рядном… А Голубев «не виноват», Голубев в стороне, вне подозрения. Но кончилась война— и Голубеву нет работы.