Практика соприкосновений
Шрифт:
– Нет, что ты! Ни в коем случае. Только ко мне домой. Там у меня всё в порядке, вот увидишь.
Я сомневался очень сильно. Но недолго.
Тогда я был вполне взрослый, поскольку от прикосновения женской руки к своей руке, я ощущал если не гром, так молнию, это уж точно. А хорошенькая рыженькая скрипачка так плотно взяла меня за руку, что всякое сопротивление оказалось бесполезным. Ноги мои ослабли, и я последовал за ней как больничный пациент, которого ведут на какую-то непонятную ему, но очень необходимую для его же пользы процедуру. По дороге оказалось, что Рыжую
– Не открывай, – попросила меня Света, – дай, я сначала спрячусь.
Потом сказала, уже из-за шкафа:
– Ну, теперь давай!
Я открыл бутылку, раз она просила, что такого – дело-то знакомое.
– Вот молодец, – обрадовалась Светка, – даже ничего не угрохал. Наливай.
И вышла на свет уже почти без одежды. А когда выпили, сказала:
– Рубашку снимай… – и помогла мне раздеться. Потом, уже в постели, после третьей или четвёртой Светочкиной победы, мы разговорились. Вернее, говорила, в основном, она, а я слушал, находясь в полузабытьи, в полуразмышлении.
– Да, – бормотала Светочка, – он у тебя не маленький… Ты на Лариске обязательно женись. Такой шанс разве можно упустить. Она очень позитивная. Послушная… Домашняя. А тебя на всех хватит, не сомневайся. Как отец Ларискин будешь… Он боевой мужик. Ходок ещё тот, на левую сторону. Никого не пропустит. Дам, я имею в виду. Мать Ларискина тоже… тихая такая… весёлая… Как она это всё переносит…
– Что переносит? – переспросил я. – Всё у них в порядке. И ничего они, наверное, не знают. Мама и Лариса. Что знать не положено.
– Знают, – упорствовала Света, – они уж чуть не месяц все как в воду опущенные. Что-то случилось у них. Или случится. Вот и торопятся как-то Ларисе жизнь устроить.
– Ох, Света, всё ты преувеличиваешь. Молодая она слишком, Ларочка, чтобы жизнь устраивать. А я тем более, только школу кончаю.
– Главное, по годам ты ей подходишь.
– По каким годам… Вы, девушки, если пацанам ровесницы, так, мне кажется, вы в десять раз умнее… Света, ты почему так за неё хлопочешь?
– Так она моя лучшая подруга! Я просто обязана сделать её счастливой. Точнее, вас обоих. И я при вас как-нибудь просуществую. Всё будет в порядке, вот увидишь! Главное, меня слушайся. Не надо дураком быть.
– Вдруг я тебя люблю?
– Фу ты, ну ты, тогда тем более слушайся. Через год поженитесь или через два. Главное – место застолбить. Понял?
– Чего ж не понять?
– Молодец! Красавчик! Действуй тогда. Всё очень замечательно. Будем на связи. Меня чтобы не забывал! Даже не вздумай!
– Света, –
– Ещё бы, – произнесла Света. – Тогда вперёд. А то у меня завтра репетиция. С утра. Твоя задача жениться, понял? На Лариске. Любой ценой. После будем разбираться!
Я ушёл, весь в неведомых мне ранее переживаниях. И переживал дня четыре на тему: «Кто вообще я есть такой после этого? Почему так?» – до сих пор думаю. Возможно, меня тогда притормозила моя защитная система. Но вывод в ту эру, эру развитого социализма, возможен был только один, думай, не думай: «Я есть то, что есть, и ничего более или менее. Берите, что дают, а то и этого не будет». И на таком позитивном базисе я стал громоздить надстройку, то есть, звонить Ларисе. День звоню – нет ответа. Второй день звоню – нет ответа. На третий день соображаю, что надстройка моя зашаталась, начинаю впадать в тоску. И тут как раз позвонила Светка, да таким серьёзным голосом…
– Как там у вас, – спросила она, – что нового?
– Да чего там нового… Ничего. Всё тихо.
– Скажи, Лариске звонил? – допытывалась Светка.
– Конечно! И многократно!
– И что?
– Ты будешь смеяться. Не отвечает.
– Это ты будешь сейчас смеяться, – изрекла Света, и что-то пробормотала себе под нос, наподобие «дурачина». – Придётся нам с тобой встречаться. Срочно. Прямо сейчас.
Ну что же, я собрался и прилетел. Светка почему-то отстранялась от меня, как от чужого.
– Ты почему ничего не знаешь? – спросила она.
– Да почему я должен что-то знать?! – лёгким голосом вскричал я. – Да кто мне что-то такое рассказывает?
– Как? – удивилась Светка. – А папка твой разве ничего тебе не рассказывает? Он, говорят, у тебя по теме информации специалист.
– Что?! Папка?! Мой?! Это кто тебе сказал?
– Ну, – замялась Света, – многие на эту тему рассуждают. Но ведь случаются между вами всякие разговоры…
– Случаются, – пробормотал я. – Когда его в школу вызывают.
– Ты и газет не читаешь?
– Когда как. У нас сегодня что – политинформация?
– Получается, так. Да будет, Лёша, тебе известно, что у Ларкиного папы неприятности. Большие. И Ларочка в депрессии, вместе с мамой. А тебе бы надо быть сейчас вместе с ними, как-то поддержать, посочувствовать.
– Да я бы посочувствовал, да вот не знаю, как. И по какому поводу. Что у него случилось, не знаешь?
– Полгорода знает, кроме тебя. Ты слышал про малиновый скандал?
– Нет.
– А про малиновое вино?
– Нет, откуда…
– Почитай местную прессу.
– А если в двух словах?
– Завезли в город какой-то малиновый концентрат. И чем-то его разбодяжили – или спиртом, или водкой. Получилось вино.
– И что?
– Ну, кто пробовал – все померли. Причём, из своих, из верхушки. Понял?
– Понял. Сколько народу?
– Пострадало? Четырнадцать человек. Насмерть.
– Так… Кого-то посадят.
– Как минимум. Ты сейчас где должен быть? Возле Ларочки! Нет же, ты тут, со мной прохлаждаешься. Но им было бы с тобой поспокойней.