Практикант 5
Шрифт:
— И тебе не хворать, — буркнул я в ответ, изо всех сил старясь удержать холодное равнодушие на лице. Но ее глумливая ответная улыбка шутя разрушила все мои отчаянные потуги… Фак! Фак! Фак! Это же Машка Терентьева! Моя Машка! С которой мы всего неделю назад счастливо жили вместе на съемной хате, и спали под одним одеялом. Она снова сидит в шаге от меня. Такая родная и… Такая отчужденная. С какого-то перепуга взирающая на меня уже с высока, как на нашкодившую собачонку.
Словно в подтверждение моих мыслей, Терентьева
— Слышь, чудило, ну и где тебя целую неделю носило?
Я аж рогаликом поперхнулся от столь вопиющего хамства. К счастью, затянувшуюся из-за моего кашля паузу заполнила своим появлением буфетчица. Фигуристая барышня, подрулив к нам с заставленным чашками и тарелками подносом, выставила перед Машкой тарелку с рогаликами и большую чашку зеленого чая.
— Приятного аппетита, — улыбнулась Терентьевой буфетчица.
— Спасибо, Катюш, — хмыкнула Машка и, окончательно взрывая мне мозг, вдруг звонко шлепнула буфетчицу по пышным ягодицам.
Последняя беззлобно пискнула и, стрельнув в меня озорным глазом, переместилась с подхваченным подносом к соседнему столику.
— Че-т не замечал за тобой раньше подобных чудачеств, — проворчал я, невольно провожая взглядом красотку в коротком бордовом платье с белоснежным передником, расставляющую уже тарелки с чашками на столе давно отсмеявшихся и присмиревших камуфляжников.
— Да ты до хрена чего за мной не замечал раньше, — фыркнула Машка, засовывая в рот остатки мигом смолоченного первого рогалика.
— Разве? А я думал у нас…
— Индюк тоже думал, — перебила Терентьева. — Ты зубы мне не заговаривай. На вопрос отвечай.
— Ты о чем вообще?
— Я спросила: где тебя целую неделю носило?
Я уже открыл было рот, чтобы послать обнаглевшую в край деваху куда подальше, но не произнес не звука, ошарашенно наблюдая очередную ментальную метаморфозу.
Из ближайшего ко мне левого уха Терентьевой вдруг стало выбираться наружу непонятное полупрозрачное существо, сходное с уже относительно изученными мохнатыми гусеницами лишь серо-коричневой расцветкой. Этот ментальный паразит был гораздо уродливей, весь какой-то угловатый, от чего показался мне поначалу в разы более мерзким.
— Че тупим-то, Капустин? Я жду ответа, — поторопила прикончившая очередной рогалик Машка и с удовольствием запила съеденное чаем. Терентьеву похоже ничуть не напрягал процесс выкарабкивания из уха непонятной монструозной хрени.
— Что, прости?
— Да ты задрал, чудила! — разозлившаяся Машка, швырнула в меня половиной очередного рогалика. И тут же взмахом руки остановила попытку камуфляжников подорваться из-за стола ей на подмогу.
Параллельно с усаживающимися обратно громилами, выкарабкавшаяся из машкиного уха полупрозрачная уродливая хрень вдруг резким махом раскинула сзади огромные (каждое в мою ладонь величиной)
— Ах вот в чем дело. Ты тоже их видишь, — догадалась Терентьева, заметив мой метнувшийся следом за бабочкой взор.
— Маш, че, вообще, происходит, а? — спросил я, впившись взглядом в хитрые зеленые глаза напротив.
— Расплата происходит, Сережа, — спокойно выдержав мой взгляд, улыбнулась Терентьева и надкусила очередной рогалик.
— Че за чушь? Какая еще расплата?
— Тебя же в записке предупреждали о последствиях. Припоминаешь?..
— Какого…
— Но ты забил на пленницу, — жестом призвав меня к молчанию, продолжила Машка, — как гребаный трусливый ублюдок. Недрогнувшей рукой обрек несчастную подругу на жуткую участь. А теперь лупишь тут буркалами своими, типа невинными, на меня. И скулишь, как целка на оргии: ой-ой-ой, что тут происходит…
— Целка… гы-гы-гы… — снова заржали амбалы за соседнем столом.
— А ну цыц там у меня! — шуганула охрану Машка.
Камуфляжники тут же покорно притихли.
— Да че за хрень?! — возмутился я. — Откуда ты знаешь о записке?!
— А ты догадайся, умник, — в тон мне фыркнула Машка.
— Терентьева, хорош по ушам ездить! Я знаю, что не было на самом деле никакого похищения! Видео со связанной тобой — это монтаж. А на самом деле ты тогда сбежала от меня на репетицию к кавээнщикам, и просидела у них все время, пока эта байда с шантажом раскручивалась.
— Это дружки твои тебе напели. А ты и уши развесил, — возразила Машка. — Ну правильно! Надо же как-то оправдать свое предательство.
— Я тебя не предавал!
— О как!.. Поделись, какого это: ощущать себя конченным ублюдком?
— Не предавал я!
— Ага-ага…
Увлекшись спором, я чуть не пропустил тот роковой момент, когда кружащаяся под потолком серо-коричневая бабочка, сложив на очередном вираже крылья, вдруг стала заваливаться аккурат мне наголову. Интуитивная догадка, что, в отличии от «мохнаток», этой здоровенной полупрозрачной хрени вполне по силам будет пробить мою ментальную защиту, заставила резко выбросить вверх руку на перехват.
Среагировав на мое движение, из-за соседнего стола снова подорвались машкины охранники и, не получив в этот раз стоп-сигнал от хозяйки, в пару прыжков добежали до меня. Но я успел уже отбить тыльной стороной ладони пикирующую бабочку, и продвинутый ментальный паразит развеялся иллюзорной пылью.
Налетевшие со спины камуфляжники заломили мне обе руки, обездвижив на стуле. Однако посыпавшиеся тут же с их лиц «мохнатки» бестолково распылялись о мою ментальную защиту.
— Ловок шельмец, — хмыкнула Терентьева, подхватывая с тарелки последний рогалик. — Но это все равно тебе не поможет.