Практикующий. Сделка с вороном
Шрифт:
– Будь очень внимательна, неизвестно, как именно оно решит тебе открыться, – напутствовал Яблонев.
– А что нужно делать?
– Смотри в огонь, как через свечу.
Кому-то это указание показалось бы странным, но только не фамильяру, побывавшему хотя бы на нескольких делах своего практикующего. Огонь в них играет не последнюю роль, и нет такого ведьмака или целителя, кто не держал бы дома целую кладовую свечей или не делал их сам.
Костер сильно полыхнул с противоположной стороны, кто-то из светлых покончил со своей веткой, и это стало сигналом для остальных.
Ментальное адаптировалось под реальное, когда все практикующие синхронно «отпустили» свои силы. Серебристая лента энергии со снежных полей Захаровой столкнулась с фиолетовой Яблонева, прошедшей сквозь дога. С другой стороны канат ведьмака переплелся с алым Праховой. Красный исчез в голубой энергии Березина, как я догадывалась, и навстречу серебристому Насти из-за костра вылетело золотое свечение Кати.
Круг энергии замкнулся, казалось, от такой силы загудели не только кости, но и земля под ногами, однако это было не все. Внутри колеса цветов, между сущностями практикующих и фамильяров, образовалось еще по одной черте, от которой, прямо в костер силы, протянулись лучи энергии и скрылись в огне.
Волосы встали дыбом, дог припала к земле и колючее напряжение окутало меня со всех сторон. Прежде я не испытывала ничего подобного. Физического не существовало. Только разноцветные свечения, ощущения и яркое пламя перед глазами.
Я чувствовала каждого присутствующего в тысячи раз сильнее обычного, но все, связанное с ними, воспринималось отдаленно, как будто не до конца проснувшийся мозг цепляется за остатки сна. Всего один глубокий вздох и взгляд в центр костра силы отрезал остальных, оставляя меня наедине с языками пламени.
Глаза заслезились, пульс бился на языке, ногти впились в ладони… Упрямо не отрывая взгляда, я замерла, когда в ушах раздался дикий вой и жалобный скулеж. Так собачье племя не сражается и не угрожает. Так оно скорбит.
Чужой плач нарастал, все внутри перевернулось и замерло, пронзительный вой не замолкал. Кто-то умирал… несчастный, забитый и слабый… Резкий всхлип в ушах, безысходность, сейчас все будет кончено… Предсмертный визг…
Снова. Еще раз. Раз за разом. Одно и то же на повторе, отличаясь лишь звучанием. Сводит с ума, скручивает внутренности, пробирается в голову, как мелодия самой кошмарной музыкальной шкатулки на свете.
«Хватит… хватит… Пожалуйста, прекратите, не умирайте, слышите, не умирайте, я больше не могу это слышать и чувствовать, остановитесь!»
Терпкий густой запах крови во рту, отчаянье заменило воздух, холод под кожей, мертвечина заползает в нос… Вой. Нескончаемый, обреченный, скатывающийся в хлипкое умоляющее поскуливание…
– Агата! О, боги, Агата, посмотри на меня!
Что-то цепкое силком потащило за шкирку, назад, прочь из проклятой шкатулки чужих страданий, хоть я изо всех сил старалась помочь, пинаясь и отталкиваясь руками и ногами.
– Руки держи ее, руки!
– Она сейчас сознание потеряет.
–
– Кто-то раньше видел подобное?
– А у кого-то здесь есть потомственные фамильяры?
– Леш, как Ирка?
– Миш, тащи вискарь! Тут нужно и наружное, и внутреннее применение.
– Бегу!
Разомкнув глаза с противными слипшимися от слез ресницами, я тут же увидела встревоженное бледное лицо Яблонева, в свете костра казавшееся особенно таинственным. Впрочем, таинственности и мистики так же добавлял «режим ведьмака» – метаморфоза, происходящая каждый раз, когда он мощно применял свои способности, полностью погружаясь в ментальное.
Справа на одном колене сидела Варвара, подперев голову рукой. Взгляд Праховой выражал такое явное «у нас опять проблемы», что захотелось немедленно притвориться спящим, а лучше мертвым опоссумом.
За спиной Варвары верным телохранителем стояла Саша. Пантера выглядела настороженной, осматривая округу, будто ждала нападения. Можно подумать, здесь неподалеку еще какой шабаш собрался.
– Я… – начав, я резко оборвалась, без понятия, какое слово поставить следующим. «В порядке» значилось последним в списке, а вот топ-5 прочно заняла емкая нецензурщина.
– Пока просто дыши, – велел Влад, стерев с моей щеки слезы. От прикосновения его прохладных пальцев сразу полегчало. С удовольствием положила бы ладонь практикующего себе на лоб вместо компресса, но ситуация не располагала к нежностям. Что за жизнь, вообще? Когда ни подумай, ситуация никогда не располагает.
– Пусть лучше выпьет, а то истерика может начаться, – появилась в поле зрения Захарова с пластиковым стаканчиком в руках.
– Согласен, – кивнул темный, помогая мне подняться на локтях. – Пей залпом, как микстуру.
Это было бы забавно, если бы не чувствовалась вся ненормальность ситуации. Не хватало только знаменитой фразы: «Пациент скорее мертв, чем жив. Пациент скорее жив, чем мертв». Поморщившись на резкий запах крепкого алкоголя, я заглотила жгучую жидкость и скривилась от вкуса. Гадость-то какая…
– Что там с Лошадкой? – тем временем спросила Варя Шляпницу.
– Приближается к адекватному состоянию, – оценила Захарова, обернувшись.
– Что случилось? – прохрипела я.
– Не поверишь, нам тоже интересно, – протянула Прахова, но никакого укора в этом не прозвучало. Скорее тщательно скрытое беспокойство. – Все было как обычно, пока вы с Иркой разом не упали с криком и не начали кататься в конвульсиях по земле, продолжая орать, как резанные.
– Ты как будто пыталась оторвать себе уши, – добавила Сашка. – Лошадка начала лягаться копытами направо и налево, плеваться и отвешивать себе пощечины, губу в кровь разбила. Мишка с Березиным еле ее скрутили.
Я смотрела на ПрахМир с открытым ртом. Ругалова, которая наносит себе увечья? А инопланетяне у нас тут не высаживались на поляну? Во всяком случае, в это верилось больше, чем в самоистязания такой бережной к себе подруги.
– Агата, что произошло? Что ты увидела в костре? – перекрыл красочные объяснения кошачьего тандема Влад.