Прапорщик Щеголев
Шрифт:
— Немало успели сделать, немало. Только почему люди руками землю выбирают? Лопат разве нехватает?
— А мне, ваше высокопревосходительство, вообще никакого инструмента не прислали, все у окрестных жителей собирали.
— Как не прислали? — удивился генерал. — Быть того не может! — Он посмотрел на полковника. Тот пожал плечами.
— Приказание начальнику склада было отдано заблаговременно. Почему так получилось — не знаю.
— Ваше превосходительство, — несмело заговорил прапорщик. — Тут ко мне пришел отставной солдат, просит позволения
— Ну что ж, ежели сам захотел — пусть остается. Ведь вы все равно людей кормите, так и он около них будет.
— Да он сам даже другим продовольствие доставляет. Жалованья не требует.
— Вот как? — удивился генерал. — Покажите мне его. Когда против Бонапарта воевали, — пустился генерал в воспоминания, — так таких-то людей было много. Верные сыны отечества!.. Истинно, не оскудевает земля Русская!
Щеголев позвал Ахлупина. Генерал стал беседовать с ним. Полковник делал вид, что занят осмотром погреба, близко не подходил.
Когда Федоров приблизился к пароходному сараю, прапорщик снова обратился к нему.
— Этот сарай, ваше превосходительство, помещается очень близко от порохового погреба, загорится — и погреб взлетит на воздух.
— Д-а-а, — в раздумьи проговорил генерал, глядя на сарай. — Строение следует убрать. Вы мне напомните, — обратился он к Гангардту, — чтобы владельцам его написать.
Полковник молча наклонил голову.
— Ну, голубчик, — сказал генерал Щеголеву, — инструмент тебе пришлют и доски тоже. Вам досок много потребуется... Мерлоны из ящиков будете делать. Поставить ящики, сколотить их вместе и засыпать землей. Вот и получится укрепление. Песком засыпать плохо, он сразу высыпается, а земля утрамбуется, получится хорошо...
Осип Ахлупин долго глядел вслед генеральской коляске.
— Эх, генерал-то наш, — вздохнул он. — Постарел — не узнать. А ведь я его каким помню!.. Орел был, истинно орел... Суворовских статей офицер был, что и говорить!..
Щеголева и самого поразил вид генерала. Сгорбленный, шамкающий, одряхлевший, он, казалось, за несколько дней войны постарел на несколько лет. Видимо, старик хорошо понимал окружающую обстановку. Понимал и свое бессилие. Было известно, что генерал Федоров, ничего не скрывая, в первый же день войны написал военному министру и просил сменить его, сознавая свою непригодность для столь ответственного в военное время поста, как командующий Одесским военным округом. Смены ждал он себе со дня на день.
...Вечером Щеголев снова был в штабе с планом батареи. Гангардт встретил его холодно. Взял чертежи, долго и придирчиво рассматривал их, но прапорщик стоял на своем.
Александр Щеголев твердо помнил завет отца: «Пуще всего береги честь свою. Неправоту признавать никогда не стесняйся, с кем бы ни спорил. Но ежели чувствуешь себя правым — держись!»
Придирки Гангардта были безуспешны. Видя это, полковник сказал отдуваясь:
— Кстати, начальником артиллерии теперь назначен полковник Яновский.
Прапорщик удивился: зачем же тогда эти придирки? Он понял, что в лице полковника Гангардта нажил себе врага.
Генерал Федоров исполнил свое обещание. На следующее утро, подходя к молу, прапорщик увидел ряд возов, заполнивших батарею: прибыли долгожданные инструменты, доски, мешки для устройства укрытий.
Прибыло и продовольствие. Теперь не нужно было просить добрых людей, чтобы накормили работников.
Осип с Ивашкой хлопотали, указывая, что кому делать, куда что сгружать.
К Щеголеву подошли два старичка-плотника, сняли шапки, поклонившись, сказали, что присланы делать ящики для мерлонов и что им нужны помощники.
Разговор услышал Ивашка.
— Да что это вы их благородие беспокоите? Людей вам требуется? А я на что?! От меня людей требовать надо! Опять же господин фейерверкер имеется, к нему могли бы обратиться. А вы сразу к их благородию. Пойдемте!..
И он увел плотников.
Щеголев не стал вмешиваться. Он уже убедился, что арестанты работают добросовестно, а Ивашка так же, как и Ахлупин, оказался неплохим помощником.
Подводы, привезшие доски и инструменты, остались в распоряжении командира батареи. После полудня неожиданно прибыла новая партия арестантов в двадцать человек. Работа пошла еще живее.
Некоторые из них были почти раздеты и Щеголев, видя это, приказал пошить из мешков хоть какую-нибудь одежку.
— Людей надо пожалеть, — говорил прапорщик, — а не о мешках беспокоиться. Понадобятся для устройства укрытий — еще добудем.
Погреб скоро очистили, и прапорщик с инженерами осмотрели его. Своды оказались в хорошем состоянии. У Щеголева отлегло от сердца — отпала самая трудная работа.
— Вот достанем бревен, — говорил он Осипу, — сделаем еще накат ряда в два, тогда нам никакие бомбы не страшны будут, даже девяностошестифунтовые!
К вечеру прапорщик получил приказ явиться в штаб. Вызывал новый начальник артиллерии.
Полковник Яновский не был артиллеристом, его назначили начальником артиллерии только потому, что артиллерийских штаб-офицеров не оказалось не только в Одессе, но и в Николаеве и Херсоне.
Но в городе полковник был человеком не новым, и Щеголев радовался, что начальник уже в курсе всех дел.
Рассмотрев внимательно чертежи и побеседовав с прапорщиком, Яновский сказал:
— В ближайшие дни побываю на вашей батарее. — И снова, взглянув на чертежи, заметил: — А почему вы здесь показали блиндаж из бревен, а размера их не указали?
— Я, господин полковник, сам размеров не знаю. Полагаю положить бревна самые толстые, какие только в Одессе имеются.
— Гм... Боюсь, что здесь только тонкие есть. А вы представляете, сколько этот блиндаж должен стоить?.. Вряд ли найдутся на это деньги... Придется пока повременить с постройкой его. Пришлют денег, тогда подумаем.