Права и обязанности
Шрифт:
– Если, – произнес он, и Шкипер замер, как замирает любой тренированный боец, при звуках голоса товарища по команде: нужно сначала оценить сведенья, а после действовать. – Если, – повторил Ковальски, – ты сейчас швырнешь этим в мою сторону, то подбирать будешь сам.
У Шкипера сделался несколько недоумевающий вид.
– Ты не хочешь?.. – поднял густые брови он. Ковальски снял с тонкого длинного хрящеватого носа очки, с сосредоточенным видом протер их краем больничной простыни, посмотрел на свет и лишь после этого водрузил обратно. Как будто именно через эти очки он осматривал и оценивал
– Если, – снова заговорил он. Кажется, это слово для него что-то означало особенное и прочим присутствующим недоступное, – Если ты, Шкипер, бросишь в меня тем, что держишь – бросишь, а не передашь из рук в руки – ноги моей не будет на базе. Клянусь.
Шкипер задумчиво сжимал и разжимал кулак. Он глядел на своего лейтенанта с каким-то новым выражением, одновременно и пытаясь понять, что с ним произошла за перемена, и молниеносно рассчитывая, как на нее, перемену эту, реагировать. Следует ли пресечь своеволие, как строгому командиру или похвалить за проявляемую твердость, и – что бы выбрано ни было – в каких границах стоит это делать.
– Тебя что, так заденет то, что я не оторву задницу от кровати?.. – наконец, поинтересовался Шкипер.
– Меня задевает твое отношение к предмету, к которому я – прости за тавтологию -отношусь с уважением, – обстоятельно растолковал лейтенант. – И если ты не разделишь этого моего уважения, я не вижу смысла продолжать этот балаган.
***
Вентилятор под потолком медленно вращал лопастями, гоняя по кругу холодный воздух. В подземелье с вентиляцией вечные сложности. Порох не любил подземелья, однако здесь его, к его собственному удивлению, ничего не настораживало и не заставляло ежиться – даже закопченная, жуткого вида вытяжка над плитой, выглядящая, будто отдушина в самый ад, притом далеко не новая.
– Почему бы нам просто не взять их на горячем, когда они будут возвращаться с грузом?
– Потому, что у них будет груз. То есть, мы позволим, чтобы они снова уничтожили часть и без того малочисленного поголовья.
– Может, взять их на точке передачи груза? Они же придут договариваться о новой поставке?..
– Bот если бы все было можно так запросто… – закончить Ковальски не успел. В его-то внутренней вселенной запросто не бывало ничего и никогда, а уж особенно совместные операции, в которых два командира.
Однако высказываться еще и на эту тему он не стал – как раз скрипнула дверь, и на пищеблок ввалился Рико в, так сказать, домашнем варианте. У Пороха челюсть медленно стала отвисать – вид полуголого, взлохмаченного маньяка с пропоротым боком ему явственно не показался уместным добавлением к ситуации. Ковальски вздохнул – тяжко, как это у него зачастую водилось - сцапал подрывника за пояс штанов и подтащил к себе.
– Я же говорил, чтобы ты никуда не лез!.. – брюзгливо заметил он. Рико что-то невнятно проворчал и оперся бедром об угол стола, растопыривая локти – давал доступ к ране. Ковальски поджал губы, полез под стол и вытащил жестяной оцарапанный коробок с едва видным на боку красным крестом. Подняв крышку и пошарив там, извлек практически на ощупь необходимые, на его взгляд, вещи, и принялся за дело, вертя Рико, как манекен, пока тот покорно терпел, иногда лишь пофыркивая. Рана была на боку, между
– Не хочу даже думать, где ты шарился, чтобы это заработать, – поделился Ковальски своим ценным мнением. Порох, наблюдая за ними двоими, сидел, практически не шевелясь – он знал, где. Сам подрывник в своей команде, он искренне полагал, что эта должность должна доставаться человеку с мозгами, быстрой реакцией и солидным багажом знаний в области физики. Рико в лучшем случае обладал половиной – полутора пунктами из трех, и «мозги» в список не попадали.
А хуже всего с точки зрения Пороха было то, что хозяева этих стен как никто знали Рико, и это не мешало им оставлять его наедине с пиротехникой или просто техникой. Эти… «Пингвины»… «Этих» он хоть и знал недолго, но знакомство было и оставалось фееричным.
– Я так подозреваю, пока мы тут портили карту цветными карандашами, кто-то сплавал до баркаса и назад…
– Надеюсь, что нет. Вчера уже сплавал. Известно, с каким итогом.
– На месте этих парней я бы уже смотал удочки, если честно. Они же понимают, что им в затылок дышат и на пятки наступают.
– Порох, речь идет о деньгах. А они уже привыкли, что деньги достаются им довольно просто. И немалые. И по доброй воле, будь это хоть тысячу раз разумно, куш они не упустят, гонись за ними хоть Интерпол в полном составе. А один не дружащий с головой диверсант, которого они вчера пырнули гарпуном, так и вовсе ерунда незначительная.
– Только гарпун этот, как я вижу, ничему его не научил: шатается, как будто устав не про него писан…
– Рико – тот самый человек, который после полудюжины пулевых ранений наутро все равно выйдет на пробежку, даже если придется сделать это в больничной сорочке и с капельницей на плече.
Порох поневоле усмехнулся, вообразив себе эту картину. Однако его собеседник только повел бровью.
– Ты думаешь это пример из области гипотез?
На кухню заглянул Шкипер.
– Так, – немедленно взял он ситуацию под свой контроль. – Что это вы тут бездельничаете? Рико, ты дежуришь по кухне. Ковальски, докладывай!
– Мы все еще заняты оптимизацией логистической схемы.
– Молодцы, что бы это ни было. А теперь валите с кухни, и дайте этому парню сделать так, чтоб мы не околели с голоду. Идите, играйте в зал, что ли?
И они пошли.
***
Порох мыл руки. Мыл долго и тщательно и думал о том, что, кажется, все наконец-то позади. Прощай, отслеживание миграционных путей рыбы, прощай, составление «розы ветров», прощай каталог угнанных лодок… Можно вернуться к нормальной работе без угрозы поехать мозгами…
Он мыл руки. На «базе», как именовали свою подземную помойку «пингвины», санузел был - не дай боже. Пороха всегда поражало их умение сочетать вполне пристойные вещи с совершенно жутким хламом. Вот и здесь – вполне новая душевая кабинка соседствовала с допотопным косым умывальником, а зеркало в тяжелой витой бронзовой раме висело запросто на голой кирпичной стене. Кирпич был приятного, глубокого красно-коричневого цвета, а замазка светло-кремовая. Глаз на ней отдыхал. Порох пялился в стену, пока механически совершал движения руками и мылом. Это надо же было так увазюкаться… Талант попросту, не иначе.