Правая рука смерти
Шрифт:
Но даже она, знатная кулинарка, не могла вообразить себе такого! Селедка, как он сказал? Залом? Царская. Черноспинка, которая просто тает во рту, и оторваться от нее нет никакой возможности. Забыт был обед, выкипал на плите борщ. Татьяна наслаждалась.
Как и у большинства бедняков, еда была главным удовольствием в ее жизни. Спиртным она не увлекалась, сексом в последний раз занималась с мужем, должно быть, тогда, когда они зачали Иришку. Были потом какие-то отдельные эпизоды, которые она помнила смутно, и речь об удовольствии не шла вообще. Ну, надо мужику, так что ж, можно и
Отрывалась Татьяна на еде. И тут уж удержу не знала. Жадно смотрела по телевизору кулинарные шоу, один вид шипящей сковороды или жужжащего миксера мог приковать ее к экрану намертво. Она старательно записывала рецепты и запоминала незнакомые названия. Артишоки, спаржа, латук, руккола… Прикопив однажды денег и купив этой самой спаржи заодно с рукколой, Татьяна убедилась, что есть такую гадость невозможно, пустой расход денег, но кулинарные шоу смотреть не перестала. Теперь на всякую непонятную ей вещь и к тому же не внушающую доверия она говорила:
– Ишь ты, руккола.
Один из признаков нищеты, в которой живет большинство населения страны, – обилие на телеэкране кулинарных шоу. Казалось бы, это от достатка, символизирует благоденствие и процветание. Ан нет, еда – это ведь самое дешевое удовольствие. Путешествия, покупка одежды, походы в кино и театры – все это гораздо дороже. Когда почти всю зарплату люди спускают в унитаз, тогда и кулинарные шоу доминируют над всем остальным телевизионным досугом. Развлечение едой могут себе позволить только бедняки. Они с остервенением мечутся перед новогодними каникулами по магазинам, часами обсуждают по телефону с родственниками и друзьями, что бы такого приготовить. Они с упоением переписывают друг у друга рецепты, ищут разнообразия в единственно доступном им развлечении, отчего жизнь превращается в бесконечное застолье. А ведь еда – это необходимость, но никак не праздник. А праздник она, когда других праздников в жизни нет.
Вот и Татьяна развлекалась, готовя себе что-нибудь вкусненькое. Ела и набирала лишний вес. Три килограмма, пять, десять, пятнадцать… Она скорее умерла бы, чем отказалась от этого удовольствия. Недавно с местного рынка в дом олигарха привезли по ее просьбе бочковые огурцы, ох и вкусные! Но и они ни в какое сравнение не шли с этой селедкой! Как он сказал? Залом?
Иногда у нее мелькала мысль: «Осподи, что ж я делаю-то? Ведь Тамара Валентиновна предупреждала: нельзя. Да я и сама знаю, что нельзя. Но как же вкусно-то!» И она продолжала поедать селедку. В итоге пришлось наверстывать упущенное: обед задержался. Пришла Магдалена Карловна, строго сказала:
– Ленитесь, Татьяна Семеновна! Хозяйка и так вами недовольна, Марк Захарович еле вас отстоял.
– Да я только перекусила… – начала оправдываться Кабанова.
– Это ваше дело, но с обедом опаздывать нельзя!
С утра Татьяне надавали массу поручений. Надо было сделать то, да надо непременно сделать это. Пришлось даже составить список. Заглянув в него, она пришла в ужас:
– Батюшки,
А тут, как назло, захотелось пить! Количество употребляемой жидкости ей тоже следовало ограничить, но как тут удержаться-то, после селедки? Татьяна пила машинально, крутясь у плиты, бегая между холодильником и разделочным столом, да так и не заметила, как выпила бутылку минеральной воды, полтора литра. А жажда все не унималась.
«И зачем им столько еды?» – думала она, когда к обеду пришли только хозяин с Магдаленой Карловной. Куда-то исчез Брагин, сумасшедший племянник хозяйки из своей комнаты не выходил, только орал на весь дом:
– А-а-а!
А, точнее, выл. Но Татьяну это уже мало беспокоило. Она освоилась в доме, можно сказать, прижилась. То, что Тамара Валентиновна в столовой не появлялась, Кабановой было даже на руку. А ну как начнет выговаривать? Лицо одутловатое, ноги отекли.
«Знаю, Тамара Валентиновна, все знаю. Но уж больно селедочка хороша. Как он сказал? Залом?»
Об этом заломе были все ее мысли. Вот ведь! Сколько уже съела, а все равно хочется! Такая вкуснотища! Ну, как удержаться?
Под шубой селедка не пошла. Хозяин вяло поковырялся в тарелке, Магдалена Карловна покушала, но без энтузиазма. Оба они чем-то были озабочены, и Татьяна с вертевшимся на языке вопросом не полезла:
– Что, не вкусно?
Потом Магдалена Карловна принялась собирать поднос.
– У наших гостей нет аппетита, – пояснила она, – но я все равно отнесу еду к ним в комнаты.
Татьяна кивнула и принялась за очередную бутылку минеральной воды. Хозяин ушел, ничего не сказав. Она же осталась с горой немытой посуды и с длинным списком дел на сегодня. И со своей жаждой. Дракон о трех головах тут же принялся ее терзать, не оставив ни одного шанса на спасение.
…Софья Львовна весь день провела в постели. Она понимала: надо что-то делать, куда-то идти, звонить кому-то или писать, пытаться спастись и спасти остальных. Но сил не было. На нее навалилась усталость, больше всего хотелось спать. Слава богу, никто ее не беспокоил.
«Отлежусь и пойду», – вяло думала она. После истерики во всем теле была слабость. Ей ничего больше не хотелось, только лежать. Лежать, лежать… Отвернувшись к стене и закрыв глаза. Это был не сон, полудрема. Есть не хотелось, пить тоже. И видеть никого не хотелось. Ничего не хотелось. Когда пришел он, Софья Львовна даже не пошевелилась.
– Я сейчас был на кухне, – Быль развалился в кресле и закинул ногу на ногу. – У Татьяны длинный язык. Мне жаль, что она проболталась.
– Значит, это правда? – Софья Львовна резко выпрямилась и села на кровати. – Я у тебя не одна?
– А когда тебя это смущало? Всю жизнь мужчины тебя обманывали, я всего лишь продолжил традицию. По-моему, ты от этого тащишься. Сходи к Марку, проконсультируйся. Он скажет, что ты – жертва. Тебе не нужен верный мужчина. Твое амплуа – вечная любовница. Ты подсознательно не хочешь иметь семью, потому что это накладывает на женщину определенные обязательства. А ты не хочешь никаких обязательств. Тебе только удовольствия подавай.