Правда Бориса
Шрифт:
– Откуда?
"Информация, как и любая материя, никогда и никуда не исчезает, она лишь трансформируется. Как она к ней попала, неизвестно. Так что, капитан Лопухин, какие будут указания команде?"
Командиру, конечно, не к лицу долго раздумывать, чтобы не потерять авторитет. Но ситуация была из ряда вон выходящей. Поверить в то, что корабль провалился в какую-то блуждающую черную дыру, которую заинтересовали сказки бортового компьютера "Софокла", было невозможно. Но и отрицать безвыходность положения, тоже глупо.
Он приказал еще раз попробовать войти в "Илион",
Межгалактический корабль "Адмирал Врангель" погрузился в сон. На этот раз "Софокл" вливал свои исторические фантазии в нейроны головного мозга всем членам экипажа. Начало он уже придумал, оно ему нравилось. Самому было интересно что дальше. Кто-то ему явно помогал- подпитывал его систему неизвестными фактами и событиями. "Софокл" догадывался кто. Ему помогала черная дыра.
Божьи люди
В то лето, несмотря на жару, почти не смолкали дожди. Московские реки вспучились как на дрожжах. По всему городу и за ним- на Пресне, Сущёве, Напрудне, в Вробьеве, набухли всегда тихие болотца, слились между собой, образовав непроходимые топи. Народ перекидывал через них гати из бревен и сучьев, вздыхал: выбрали же предки местечко для жизни, недаром в старину Москва звалась жидкой грязью. Но на таких задирались, шикали несогласные- коренные москвичи- то не топь означает, а медведицу. Медведь- зверь, сильный, коварный, сноровистый. Порвет и глазом не успеешь моргнуть. Так-то, пришлый, бойся. Спорили, а дожди все лили.
Хоромы Ивана Федоровича Мстиславского находились между речками Самотёкой и Капелькой. Слева к ним добавлялась Напрудная. От ливней они разлились так, что дом боярина оказался фактически на острове, к которому можно было добраться только на лодке. Однажды, будучи хмельным, он чуть не выпал со струга и велел поставить через Капельку мостик. За пару дней мужики его соорудили из старых гнилых деревьев, что половодье принесло из леса. Своих, хороших бревен, боярин пожалел.
Теперь через этот мосток пробиралась телега, застревая скрипучими колесами в дырах через каждый сажень. Мужик, видно из торговых крестьян, нещадно хлестал лошаденку, будто она была виновата в том, что людишки положили худое дерево, которое не выдержало веса телеги.
Ближе к съезду на слегка подсохшую дорогу (небо сжалилось и второй день не проливало на землю сильных дождей, лишь моросило), повозка окончательно застряла. Крестьянин пытался вытолкать ее из расщелины дрыном, но тот сломался. И позвать было как назло некого- утро только занималось. Мужик сплюнул, облокотился на телегу, отчего та еще шибче провалилась, дернув в сторону худую, с облезлым боком лошадь. Та фыркнула, вскинула заднюю ногу, задев телегу. С нее слетела корзина с копченой рыбой.
"Ну, ты еще!"-замахнулся на кобылу мужик, собирая с опилок жирных
Тут он заметил двух грязных, оборванных нищих. Один-жилистый и длинный, опирался на кривую клюку, другой кряжистый и угловатый, на его плечо. У обоих челюсти были подвязаны тряпками, под уставшими, ввалившимися глазами- темные синяки. На шеях, вместе с иконками, болтались какие-то амулеты и мешочки.
– Эй, добрые люди, подмогните что ль, рыбки дам на пропитание. Застрял и маюсь.
– Пару рублей бы отсыпал, тогда сошлись бы,- ухмыльнулся жилистый.
– Дядь, дай дудочку, а то говном забросаю- заблеял другой и заржал как конь, обнажив вполне здоровые зубы.
– Что?!- дико выпучил глаза торговый и замахнулся на нищих кнутом.-Я вас сейчас, наблазки...!
– Поори еще,- спокойно сказал высокий,- щас телегу твою в речку опрокинем, будешь заново рыбу свою ловить. А тебя на дворе за потерю высекут, да еще деньгу за обман сдерут. Ивану Федоровичу что ль рыбку везешь?
– У-у,- насупился мужик, опустив кнут.- Кто такие?
– Разве не видишь? Странники божьи, милостыней пробиваемся, да еще людям их будущее угадываем.
– У-у,- опять произнес мужик. Теперь в его голосе не было угрозы, одно любопытство.- И как же так? Правду что ль сказываете, али всё врете?
– Желаешь, и тебе скажем,- подошел к телеге высокий ободранец, взглянул в расщелину, где застряло колесо, постучал по ней клюкой.
– Да, одному тебе не вылезти. Так желаешь?
– У-у,- произнес, видимо, излюбленное выражение мыслей торговый.
– Что ты всё ухаешь, как сыч на дубе,- приблизился к крестьянину и кряжистый нищий, оглядел его невыспавшуюся физиономию.
– Вижу что на твоем лбу написано. Будет у тебя новый домишко и конь исправный. Коль не слободырничаешь.
– Откуда же?-прищурился мужик, а потом захохотал.- Ну, ладно, проваливайте с миром, такие сказки не по мне. Других надувайте. А не уйметесь, стражу кликну,- кивнул он на высокий боярский забор, который возвышался в ста саженях от реки, словно крепостная стена. В ней даже имелись прорези в виде узких бойниц.
– Не дозовешься, да и пока прибегут...А райская жизнь твоя вот она.
Длинный развязал мешочек на шее и вынул из него...аж три новгородских рубля. Протянул крестьянину.
– Чего это?- сглотнул мужик.- Он давно мечтал накопить монет на десяток чернорунных овец, что продавал сосед, и новую избенку, да больше шести московских алтын никогда не набиралось.
– Деньги, вестимо, новгородские. Здесь и на обжу хватит. Купишь себе землицы,будешь овес да рожь сеять, богатеть год от года. Получишь, ежели выполнишь уговор.
Видя, что крестьянина аж перекосило от алчности и он готов на всё, ободранцы лихо выдернули телегу из расщелины, погнали лошадь к крутояру на Самотёке. За ними еле поспевал крестьянин. Он что-то лепетал, но, вероятно, сам плохо понимал что именно.
В коряжнике, у самой воды, остановились. Мужика, как выяснилось, звали Игнатий по прозвищу Смола. Высокий нищий, от которого, как он уловил, пахло медовой водкой, ухватил его за отворот зипуна.