Правда фактов, правда ощущений
Шрифт:
– Если ваш брак прочен, «Рэмем» не повредит ему. Но если вы из тех людей, кто постоянно хотят доказать свою правоту и неправоту своей второй половины – это плохие новости для вашей семьи, используете вы «Рэмем» или нет.
Я признал, что она может быть права в этом отдельном случае. Но я спросил, думает ли она, что «Рэмем» увеличивает шансы на появление таких аргументов в споре, даже в крепких семьях, ведь людям теперь проще вести счет?
– Ничуть, – сказал она. – «Рэмем» не создает им характер «счетоводов», они сами взрастили его в себе. А другим парам «Рэмем» помогает осознать, что они оба бывают забывчивыми, и снисходительнее относится к ошибкам друг друга.
Хотелось бы мне разделять оптимизм Эрики Мейер, но я знал, что новые технологии не всегда приносят добро людям. Кому не захочется доказать, что его версия событий самая правильная? Могу легко представит себя на месте Дейдры и совсем не уверен, что, поступая так, как она, сделаю правильно. Каждый, кто часами блуждал по интернету, знает - технологии поощряют дурные привычки.
#
Мозби читал проповедь каждые семь дней, в день, посвященный отдыху, варке и питью пива. Он, кажется, не одобрял питье пива, но не хотел читать в один из рабочих дней, поэтому пивной день оставался единственным свободным. Он говорил о европейском боге и сказал, что тот, кто будет следовать его правилам, улучшит свою жизнь, но объяснения, как это получится, не были особенно убедительными.
Однако у Мозби были некоторые навыки в приготовлении лекарств, и он проявлял рвение учиться работе в поле, поэтому постепенно люди стали более благосклонными, и отец иногда позволял Джиджинги приходить к Мозби, чтобы учиться искусству письма. Мозби также предлагал учить других детей, и ровесники Джиджинги иногда наведывались, но больше для того, чтобы показать друг другу, что они не боятся быть рядом с европейцем. Остальные дети вскоре начали скучать и ушли, но Джиджинги сохранял интерес к письму, отец считал, что это порадует европейца, поэтому в итоге разрешил сыну ходить на занятия каждый день.
Мозби объяснил Джиджинги как каждый звук, сказанный человеком, может быть обозначен знаком на бумаге. Знаки собирались в ряды как растения в поле; ты смотрел на знаки, как будто гуляя по ряду, каждый знак превращался в звук, и оказывалось, ты говоришь то, что когда-то сказал другой человек. Мозби показал, как создавать каждый из разных знаков на листе бумаге с помощью палочки с сердцевиной из сажи.
На обычном уроке Мозби произносил фразу, а потом записывал сказанное: «Когда наступает ночь, я иду спать». Ту мба а иле йо мэ йав. «Там два человека» Йорув мбан мба ухар. Джиджинги аккуратно переписывал это на свой лист бумаги, а после Мозби проверял.
– Очень хорошо. Но ты должен оставлять пропуски, когда пишешь.
– Я так и делаю. – Джиджинги указал на интервалы между рядами
– Я не то имею в виду. Видишь пропуски между каждой линией. – Он указал на свою бумагу.
Джиджинги понял.
– Твои знаки собраны в кучи, а мои расставлены равномерно.
– Это не просто кучки знаков. Это… Не знаю, как вы их называете. – Он достал из стола тонкую пачку бумаги и пролистал ее. – Здесь не вижу. Там, откуда я пришел, мы называем их «словами». Когда мы пишем, то оставляем пустое место между словами.
– Но что такое слова?
– Как бы тебе объяснить. – Он задумался. – Если ты говоришь медленно, то делаешь паузу после каждого слова. Поэтому мы и оставляем там пустое место, когда пишем. Например: Сколько. Тебе. Лет? – Он одновременно говорил и писал на бумаге, оставляя место каждый раз, когда делал паузу: Энйом а оу
– Но ты говоришь медленно, потому что ты чужеземец. Я из тивов, поэтому я не делаю пауз, когда говорю. Тогда мое письмо тоже должно быть без пропусков?
– Неважно, как быстро ты говоришь. Слова остаются теми же, говоришь ли ты быстро или медленно.
– Тогда зачем ты сказал, что делаешь паузу после каждого слова?
– Это самый простой способ выделить слова. Попробуй сказать очень медленно. – Он указал на только что написанное.
Джиджинги произнес очень медленно, как мужчина, который старается не показать, что пьян.
– Почему нет пустого места между «эн» и «йом»?
– «Энйом» – это одно слово. Ты не делаешь паузу посередине его.
– Но я не делаю паузу и после «энйом».
Мозби вздохнул:
– Я еще подумаю, как тебе объяснить. Пока что просто оставляй пустые места там, где это делаю я.
Какое странное искусство – письмо. Когда засеваешь поле, лучше всего равномерно распределять ямс; отец побил бы Джиджинги, если бы тот собирал ямс в кучи, как поступал Мозби со знаками на бумаге. Но Джиджинги решил овладеть этим искусством как можно лучше, и если это означает сбор знаков в кучи, он будет так делать.
Только много уроков спустя Джиджинги наконец осознал, где нужно оставлять пробелы, и что Мозби обозначает как «слово». Ты не можешь на слух определить, где слова начинаются и заканчиваются. Звуки, которые человек издает, когда говорит, были плавными и неразрывными, как кожа на ноге козла, но слова были как кости под шкурой, а пробелы между ними – как суставы, по которым ты можешь разделить их на части. Оставляя пустые места в том, что Мозби говорил, он делал кости видимыми.
Джиджинги понял, что если постарается, сможет различить слова в обычной речи людей. Произносимые звуки не изменились, но он воспринимал их раздельно; он узнал о частях, из которых состоит целое. Он сам все время говорил словами. Просто раньше он этого не понимал.
#
Простота поиска с помощью «Рэмем» действительно впечатляет, но это только верхушка айсберга потенциала программы. Когда Дейдра искала в записи предыдущие заявления своего мужа, она формулировала явный программный запрос. Но «Уэтстоун» ожидают, что когда люди привыкнут к «Рэмем», запросы займут место такого обыденного действия как вспоминание, и «Рэмем» будет интегрирована в мыслительные процессы. Когда это произойдет, мы станем когнитивными киборгами, абсолютно неспособными что-либо забыть; цифровое видео, хранящееся на безупречном кремниевом носителе, возьмет на себя роль, однажды занятую нашими ненадежными височными долями мозга.
На что может быть похоже – иметь абсолютную память? Возможно, человеком с лучшей когда-либо задокументированной памятью был Соломон Шерешевский, живший в России в первой половине ХХ века. Исследовавшие его психологи обнаружили, что он мог однажды услышать серию слов или чисел и помнить их месяцами или даже годами. Совершенно не владея итальянским, Шерешевский мог цитировать строки «Божественной комедии», услышанной пятнадцатью годами ранее. Но идеальная память – это не благословение, как может показаться. Отрывок текста, который читал Шерешевский, вызывал так много образов в его памяти, что он не мог сфокусироваться на том, о чем собственно идет речь, а его знание бесчисленных специфических примеров осложняло понимание абстрактных концепций. Временами он умышленно пытался забывать. Он выписывал числа, которые больше не хотел помнить, на клочки бумаги и затем сжигал их, такая себе тактика выжженной земли для освобождения памяти; но тщетно.