Правда фронтового разведчика
Шрифт:
— На Арбат!
На Арбате — родственники, родители еще в эвакуации за Уралом. На Арбате — школьные друзья. За полчаса до Нового сорок четвертого года с величайшим наслаждением нажал кнопку звонка и долго держал, вслушиваясь в довоенный звук. В коммунальной квартире, где кому — два длинных звонка, кому — три коротких, кому — сколько-то там. распахнулась дверь. Ах! И пошло: разговоры, восторги, хохот, всеобщее возбуждение — фронтовик, Новый год! Невиданные гостинцы — апельсины, сардинки, фляжка спирта — на стол! И побежало время… Вышли курящие в прихожую, Игорь, хоть и не курил, — с ними. И тут привычное ухо уловило звук, напоминающий летящий снаряд, — с ходу бухнулся под вешалку, свалив на себя все пальто! Мать честная, за стенкой спустили воду, а рефлекс фронтовой самозащиты сработал автоматически, засев осколком в мозгу. И смех, и слезы. Игорь
На следующее утро прибежали школьные друзья, те. кто еще не ушел на фронт или уже вернулся раненым, девчонки из класса. Пошли гулять по новогодней Москве, смех, разговоры, кто, где. Фронтовику, мальчику из интеллигентной московской семьи, кое-что приспичило, и Игорь без всякого стеснения учинил нужное в сугроб, приятели-приятельницы остолбенели. На фронте остались привычки и навыки мирной городской жизни. Игорь и сам себя не узнавал, чертыхаясь задним числом на свои промахи. Год фронта — годы опыта.
Десять дней проскочили, как десять часов. Билетов обратно — нет. Но отец соученицы — начальник Ленинградского вокзала — пришел сам и принес, как бог с небес, бронь Игорю из своего резерва — в СВ до Бологого. Такой роскоши Игорь и не припомнит, правда, ездил один раз до войны с отцом куда-то в международном вагоне, так это давно, в детстве, а тут спальный вагон, СВ.
Попутчик в купе — подполковник медицинской службы, с лейтенантом разговорился запросто. Начали вспоминать мирную Москву. Оказалось, что Игорь с приятелями в восьмом-девятом классе бегали в Комакадемию на лекции по этике, философии. Лектор — профессор Колбановский сидел теперь против него. Более того, профессор вспомнил настырного мальчика в очках, задававшего каверзные вопросы, ставившие его в тупик. Сейчас профессор — начальник ФЭПа — фронтового эвакопункта Северо-Западного фронта. Прощались в Бологом дружески. И тут начальник ФЭПа пожелал Игорю попасть к нему! Сначала Игорь обалдел, но вскоре понял: раз в ФЭП — значит, живой, только раненый!
Встреча в поезде на Новый сорок четвертый год имела и продолжение…
Фронт на месте не стоит
Новогодняя Москва, тихие арбатские переулки, друзья — все осталось позади. Сказочно счастливые дни после года фронта пролетели. Игорь вспомнил, что в тягучие зимние вечера на передовой в землянке было такое развлечение, особенно если собиралось несколько москвичей — прогулки по знакомым улицам. Вспоминали, где что Расположено, где что было, что продавалось…Там — магазин канцтоваров, а за ним — книжный, а там — кондитерская, рядом в ларьке всегда продавались леденцовые петушки на палочке и маковки — этакие конфеты из мака, до войны, конечно. Сидели и вспоминали мальчишки, не догулявшие юность, не доигравшие детства…
От Бологого на попутных, перекладных, где да как добрался до своих под Старую Руссу. За прошедшие две недели многое изменилось: дивизию перебросили под Холм, южнее.
Марш для полка был исключительно сложным: ударили крепчайшие морозы с вьюгами, метелями. Деревни по маршруту были сожжены и разграблены, торчали лишь трубы да кое-где уцелевшие сараюшки, обогреться было негде. У многих солдат началась «куриная слепота» — ближе к сумеркам они теряли ориентировку, отбивались от строя, приходилось собирать отставших, заблудившихся. Спали по 2–3 часа в сутки, согреваясь у нечастых костров. И так 120 километров по рокадной дороге восточнее реки Ловати пешим строем.
Лейтенант отстал от своей дивизии, заканчивалась переброска тылов, последние автомашины вывозили остатки тылового скарба. Пристроился на какой-то машине сверху, на ящиках. Одежонка, обувка для такой январской езды не очень подходящая, скорее московская, парадная — сапожки и прочее… Промерз знатно, но не простудился. Вообще как-то получалось, что, несмотря на мороз, ночевки в снегу, мокрые ноги, в болотах — ни разу не простужался на фронте, а как иногда мечталось — заболеть, попасть на нормальную постель с бельем, отоспаться. А что там, под Холмом? И об этом разговор особый.
Холм был захвачен немцами еще в августе сорок первого, и с зимы сорок второго за него шли непрерывные
Стратегическое значение города было исключительно существенным и не только потому, что после разгрома немцев под Москвой они закрепились там ближе всего к столице. К лету 42-го, наконец, сформировалась линия фронта, был образован Северо-Западный фронт. Это произошло после того, как 26-я дивизия, в состав которой входил Новгородский 312-й полк и куда сейчас стремился добраться Игорь, отстояла Валдай, с боями вышла к Старой Руссе. Жесткая позиционная оборона с обеих сторон приняла изматывающий характер. В 1942 году нашими была предпринята наступательная операция, и в районе Демянска, как сообщали тогдашние СМИ, была окружена 16-я армия немцев. Это было первое окружение нашими войсками вражеской группировки. На деле была окружена не армия, а несколько ее соединений, а главное, окружение не было полным: оставался знаменитый, проклятый всеми Рамушевский коридор. Весь 42-й и начало 43-го года мы не могли преодолеть пространство в 12 км длиной и 4–6 км шириной. По этому коридору немцы снабжали свои части всем необходимым. А уж сколько полегло в тех лесах наших! Потери были огромны!
С наших рубежей на реке Редья хорошо просматривалась и простреливалась Старая Русса, что исключало возможность использования немцами существовавшего там аэродрома. Это и придало особую роль аэродрому около Холма. Не менее существенным была и дорога, подходившая к Холму с запада, по ней шло подкрепление к Демянской группировке. Стратегическое положение Холма, мощные оборонительные сооружения, возведенные немцами, позволили Гитлеру назвать город Холм крепостью.
А предшествовали всему этому такие события.
В январе 1942 года началась Торопецко-Холмекая операция советских войск с задачей разгромить Осташковскую группировку противника и содействовать поражению немецко-фашистской группировки армий «Центр» в Ржевско-Вяземской операции. К 19 января немецкий гарнизон Холма был полностью окружен, но фашисты начали превращать по приказу Гитлера Холм в город-крепость. Все попытки наших войск овладеть городом заканчивались неудачами, и не столько из-за мощи немецкой обороны, сколько в силу особого местоположения города: лесисто-болотистая местность, отсутствие дорог с востока и юго-востока не позволяли нашим доставить в этот район необходимое оружие и боеприпасы. Приходилось бросать в бой даже легковооруженные бригады морской пехоты. Дальнейшее развитие событий — окружение части 16-й армии противника под Демянском, изменившаяся обстановка на всем фронте от Ленинграда. Новгорода до Старой Руссы, Холма превратили последний в важнейший стратегический опорный пункт. Гитлер потребовал от гарнизона Холма проявить такую же стойкость и мужество в обороне, какую проявляли русские в Сталинграде. Вот тогда-то и был им учрежден специальный знак отличия, один из нескольких за всю войну, касавшихся боев за определенную географическую точку, за оборону Холма в том числе. «В честь длительной героической обороны города против превосходящих сил врага» — как значилось в документах.
«Я с глубокой благодарностью наблюдаю за вашей героической борьбой за Холм. — обращался Гитлер к осажденным. — Ваша мужественная защита города укрепляет ключевой пункт успешной операции, которая имеет большое значение»…
И все же к весне 1942-го вскрытие реки Ловать заставило наших разомкнуть окружение города, но немцы продолжали весь 1943 год укреплять Холм. Снабжение их обеспечивалось самолетами из Каунаса, части 11-го армейского корпуса 16-й армии группы армий — Север" занимали две мощные оборонительные линии. И к началу 1944 года немецкая оборона Холма включала в себя 21 долговременную огневую точку — доты, 31 дзот, 10 артиллерийских батарей, 3 батареи тяжелых минометов. 53 пулемета на открытых позициях. Все подступы были защищены малозаметными проволочными заграждениями на низких кольях, спиралями Бруно, рогатками и многослойным «пирогом» из минных полей, включая не-обнаруживаемые. Немецкий гарнизон превышал 5000 активных штыков.