Правда – хорошо, а счастье лучше
Шрифт:
Зыбкина. Такой уж от рождения. Ты помнишь, когда он родился-то? В этот год дела наши расстроились, из богатства мы пришли в бедность, муж долго содержался за долги, а потом и помер, сколько горя-то было у меня! Вот, должно быть, на ребенка-то и подействовало, и вышел он с повреждением в уме.
Филицата. Какого же роду повреждение у него?
Зыбкина. Все он, как младенец, всем правду в глаза говорит.
Филицата. В совершенный-то смысл
Зыбкина. Говорит очень прямо, ну, значит, ничего себе в жизни составить и не может. Учился он хоть на медные деньги, а хорошо, и конторскую науку он всю понял; учителя все его любили и похвальные листы ему давали – и теперь у меня в рамках на стенке висят. Ну, конечно, всякому мило в ребенке откровенность видеть, а он и вырос, да такой же остался. Учатся бедные люди для того, чтоб звание иметь да место получить; а он чему учился-то, все это за правду принял, всему этому поверил. А по-нашему, матушка, по-купечески: учись, как знаешь, хоть с неба звезды хватай, а живи не по книгам, а по нашему обыкновению, как исстари заведено.
Филицата. Что же ему у нас-то не живется?
Зыбкина. Да нельзя, матушка. Поступил он к вам в контору булгахтером, стал в дела вникать и видит, что хозяина обманывают; ему бы уж молчать, а он разговаривать стал. Ну, и что же с ним сделали! Начали все над ним смеяться, шутки да озорства делать, особенно Никандра; хозяину сказали, что он дела не смыслит, книги путает, – оттерли его от должности и поставили шутом. (Оглядываясь.) Какой у вас сад распрекрасный!
Филицата. Сама старуха за всем наблюдает; и сохрани бог, коли кто хоть одно яблоко тронет. А куда бережет? Ведь не торговать ими. Ужо, к вечеру, я пойду со двора, так занесу тебе десяточек либо два.
Зыбкина. Спасибо.
Филицата. Надо мне сходить по нашему-то делу; колдуна я нашла.
Зыбкина. Ужели колдуна?
Филицата. Колдун не колдун, а слово знает. Не поможет ли он моей Поликсене? Все его в Москве не было, увидала я его третьего дня, как обрадовалась!
Входит Глеб, крутя в зубах веревку из мочалы.
Филицата, 3ыбкина, Глеб.
Филицата. Меркулыч, ты мешок-то с яблоками убрал бы куда подальше; а то в кустах-то его видно. Сама пойдет да заметит, сохрани господи!
Глеб. Прибрано.
Филицата. То-то же.
Глеб. А ты почем знаешь, что он с яблоками? Может, там у меня жемчуг насыпан?
Филицата. Не жемчуг, видела я.
Глеб.
Филицата. Тебя же берегу, Меркулыч.
Глеб. Не надо, я сам себя берегу. Кабы в сад, окромя меня да хозяев, никому ходу не было, ну, был бы я виноват; а то всякий ходит, значит с меня взыскивать нечего.
Филицата. Толкуй с тобой! Кому нужны ваши яблоки? Хоть и сшалит кто, ну десяток, много два во все лето, а ты мешками таскаешь.
Глеб. Я виноват не останусь, ты не сумлевайся!
Филицата. Да мне что.
Зыбкина. Заходи ко мне, как пойдешь к колдуну-то!
Филицата. Да уж пойду; там что ни выдет, а попробую я эту ворожбу. Вон, никак, сама идет, пойдем за ворота, постоим, потолкуем. (Уходят.)
Глеб. Я себе оправдание найду.
Входят: Мавра Тарасовна и Поликсена, Глеб отходит к стороне и подвязывает сук у дерева.
Мавра Тарасовна, Поликсена, Глеб.
Мавра Тарасовна. Нет уж, миленькая моя, что я захочу, так и будет, – никто, кроме меня, не властен в доме приказывать.
Поликсена. Ну и приказывайте, кто ж вам мешает!
Мавра Тарасовна. И приказываю, миленькая, и все делается по-моему, как я хочу.
Поликсена. Ну, вот прикажите, чтоб солнце не светило, чтоб ночь была.
Мавра Тарасовна. К чему ты эти глупости! Нешто я могу, коли божья воля?…
Поликсена. И многого вы, бабушка, не можете; так только уж очень вы об себе высоко думаете.
Мавра Тарасовна. Что бы я ни думала, а уж знаю я, миленькая, наверно, что ты-то вся в моей власти: что только задумаю, то над тобой и сделаю.
Поликсена. Вы полагаете?
Мавра Тарасовна. Да что мне полагать? Я без положения знаю. Полагайте уж вы, как хотите, а мое дело вам приказы давать, вот что.
Поликсена. Стало быть, вы воображаете, что мое сердце вас послушает: кого прикажете, того и будет любить?
Мавра Тарасовна. Да что такое за любовь? Никакой любви нет, пустое слово выдумали. Где много воли дают, там и любовь проявляется, и вся эта любовь – баловство одно. Покоряйся воле родительской – вот это твое должное; а любовь не есть какая необходимая, и без нее, миленькая, прожить можно. Я жила, не знала этой любви, и тебе незачем.
Поликсена. Знали, да забыли.