Правда о Бебе Донж
Шрифт:
— Я вчера видела Жанну.
И это не было событием. А, если наоборот, говорили:
— Я ходил в Шатеньрэ и видел Бебе Донж.
И обязательно добавляли:
— Какая восхитительная женщина!
Или еще:
— Она сегодня еще более соблазнительна, чем обычно…
Или:
— Нет никого, кто бы одевался, как она.
Бебе Донж! Просто картина! Невесомое существо, неземное, вышедшее из сборника стихов.
Бебе Донж в тюрьме?
Франсуа снова сел в автомобиль, хотел было остановиться у Центрального
На косогоре он обогнал машину своего брата. Феликс сидел за рулем. Их огромная и достойная теща, мадам Д’Онневиль (ее покойный супруг, до их свадьбы, писал свою фамилию «Донневиль») сидела рядом, одетая как всегда в воздушную, легкую одежду. Сзади разместилась Жанна с двумя детьми. Бертран, которому было десять лет, наклонился к окну и помахал дяде рукой.
Оба автомобиля, один за другим, подъехали к воротам Шатеньрэ. Мадам Д’Онневиль заметила:
— Не вижу необходимости в том, чтобы нас нужно было обгонять.
Затем, без перехода от одной мысли к другой, взглянув на открытые окна дома:
— Бебе встала?
Бебе Донж ждали добрых полчаса. Как обычно, она провела два часа за туалетом.
— Здравствуй, мама… Здравствуй, Жанна… Здравствуй, Феликс… Ты что-нибудь забыл, Франсуа?
— Шампиньоны…
— Надеюсь, завтрак готов? Марта! Вы накрыли на террасе? Куда пошел Жак? Марта! Где Жак?
Я его не видела, мадам.
— Он должен быть на ручье. — вмешался Франсуа. — Сегодня утром он поймал рыбу и был как сумасшедший.
Если он промочит ноги, то заболеет на пару недель.
Вот и мосье Жак возвращается. Мадам, все готово.
Было жарко. Солнце немного напоминало сироп, в траве трещали кузнечики.
О чем говорили за столом? Во всяком случае о докторе Жалиберте, который строил новую клинику. И очевидно, именно мадам д’Онневиль говорила о докторе Жалиберте, при этом не упустив случая бросить взгляд на Бебе Донж и Франсуа.
Еще немного и она сказала бы своей дочери:
— А ты еще не знаешь о своем муже и прекрасной мадам Жалиберт. Некоторые даже говорят, что сам Жалиберт знает об этом и закрывает на это глаза.
Но, как всегда, Бебе Донж не вздрогнула при имени Жалиберта. Деликатно ела, отставив мизинец. Слушала ли она? Думала ли о чем-то? Все, что она произнесла за обедом, это:
— Ешь аккуратно, Жак.
Итак, было два брата и две сестры, которых судьбы свела в две семьи. В городе просто говорили:
— Братья Донж.
И было неважно, кого из двух братьев видели, с кем из них двоих общались. Франсуа и Феликс были похожи как близнецы, хотя между ними было три года разницы. У Феликса, как и у брата, был знаменитый нос семьи Донж. Тот же рост и тоже телосложение. Они могли меняться костюмами и одевались одинаково, почти всегда в серые тона.
Им не было надобности говорить что-то друг другу:
Может Феликс обладал более мягким характером, чем Франсуа был шефом и это проявлялось в малейших деталях.
Итак, именно Феликс женился на подвижной Жанне, которая уже между двумя блюдами, невзирая на укоризненный взгляд своей матери, закурила сигарету.
— Хороший пример ты подаешь детям.
— Если ты думаешь, что Бертран не курит тайком! Позавчера я застала его, он воровал сигареты из моей сумки.
— Но ведь если бы я попросил, ты бы их мне не дала.
— Ну, слышишь?
Мадам д’Онневиль могла только вздохнуть. У неё не было ничего общего с этими братьями Донж. Большую часть жизни она провела в Константинополе, где ее муж был директором доков. Там она жила среди избранного общества, дипломатов и важных заезжих особ. Поэтому и в это воскресенье она была одета так, словно собиралась завтракать в каком-нибудь посольстве.
— Марта! Кофе и ликеры подадите в сад.
— Можно поиграть в теннис? — спросил Бертран. — Сыграем, Жак.
— Позже, когда пища переварится. Прогуляйтесь сначала… А впрочем, слишком жарко…
Плетеные кресла стояли в тени большого оранжевого зонта. Выложенная кирпичом аллея, от этого казалось красной. Жанна выбрала себе шезлонг и вытянулась во всю длину, закурила новую сигарету, выпуская клубы дыма к небу, которое казалось фиолетовым.
— Ты мне подашь терновой настойки, Феликс?
Для нее, воскресенья в Шатеньрэ имели аромат терновой настойки, которой она после завтрака выпивала два или три стакана.
Бебе Донж разлила кофе в чашки и подала каждому.
— Кусочек сахара, мама? А тебе, Франсуа? Два? А тебе, Феликс?
Все это могло происходить в любое воскресенье. Вялое время. Летающие мухи. Лениво произносящиеся фразы. Мадам д’Онневиль, которая говорила бы о своей квартире.
— А где дети? Марта! Посмотрите, что делают дети.
Братья направились бы к теннисному корту и до конца полудня слышались бы сухие удары мячей о ракетки. Иногда из-за изгороди виднелись бы головы проезжающих велосипедистов, потому что пешеходов нельзя было увидеть, слышны были только их голоса.
Но на этот раз было не так. Не прошло и часа после того, как выпили кофе, когда Франсуа встал и направился к дому.
— Куда ты? — не поворачиваясь, спросила Бебе Донж.
— Я пойду.
По мере того как он удалялся, переходил на бег. Было слышно как хлопнула дверь, шум в ванной.
— Он страдает желудком? — поинтересовалась мадам д’Онневиль.
— Не знаю. Обычно он переваривает все.
— Через несколько минут он побледнел.
— Но ведь он ничего не ел неудобоваримого.