Правда о Первой Мировой войне

Лиддел Гарт Генри Бэзил

Теперь лучшим выходом для Британии и России была немедленная активная борьба с Турцией. Укрепления Дарданелл были устаревшими и недостаточными. Единственные два военных завода Турции, вырабатывавшие огнеприпасы, были расположены на взморье близ Константинополя и открыты для огня любого военного суда, проникшего туда.

Рассказ о том, как была упущена эта возможность, демонстрирует возмутительную беспечность Британии и не меньшую близорукость России.

3 ноября союзная флотилия провела короткий обстрел внешних фортов Дарданелл. Единственным результатом этого обстрела была помощь германским инструкторам в их стремлении побороть инертность Турции к укреплению и обороне побережья. Затем турки вновь впали в летаргическое состояние. Но спустя шесть недель британские подводные лодки подняли новую тревогу и доставили своему командующему боевую награду, пробравшись между минами и потопив одно судно вблизи пролива.

Однако эффект этих предупреждений

был незначителен. Спячка Турции была почти столь же беспредельна, как и легкомыслие Британии. Только к концу февраля турки перебросили немногим больше дивизии на Галлиполийский полуостров, и лишь к марту работы по укреплению берегов пролива могли считаться доведенными до некоторого совершенства. Состояние инертности, видимо, вызывалось чувством бесполезности расхода энергии на предупреждение форсирования противником пролива, которое, если бы противник серьезно взялся за это дело, едва ли вообще могло быть предупреждено. А раз хорошо осведомленные эксперты из германцев и турок сомневались в своей способности предупредить чисто морское нападение, то они, конечно, еще меньше надеялись противостоять удару комбинированных сил. Турецкая официальная история войны чистосердечно признается: «До 25 февраля было легко произвести десант в любом месте полуострова, и захват пролива сухопутными войсками удался бы сравнительно просто».

Одно время Антанта могла найти нужные для этого войска, даже не расходуя на это своих сил и средств. В середине августа греческий премьер-министр Венизелос формально и безгранично предоставил все силы Греции в распоряжение Антанты [36] . Предложение это не было принято, главным образом, из желания Эдуарда Грэя избежать обострения антагонизма Турции, ненависть которой по отношению к Греции была сильнее ненависти к любому из других ее противников 1912 года. Но когда Россия в конце месяца запросила Грецию, не согласится ли последняя послать экспедицию, чтобы помочь форсировать Дарданеллы, то король Константин согласился – однако поставил условием, чтобы (во избежание удара в спину) ему был обеспечен нейтралитет Болгарии.

36

В августе 1914 года греческий премьер Венизелос сообщил английскому правительству, что Греция готова предоставить в распоряжение Антанты свою армию и флот для возможной операции на Галлиполийском полуострове. Английское правительство, пытаясь избегнуть войны с Турцией, не только отклонило это предложение, но и гарантировало полную неприкосновенность Турции в случае сохранения последней благожелательного нейтралитета. (Прим. ред. 1935 года).

План греков, тщательно продуманный, заключался в высадке 60 000 человек близ наружного края полуострова, чтобы с тыла ударить по фортам, прикрывающим пролив, а другие 30 000 человек высадить у Булаира для захвата и удержания перешейка. Однако к моменту вступления Турции в войну Константин взял назад свое так неохотно данное согласие, убедившись, что Болгария уже «обработана» Германией.

В Англии единственным человеком, постоянно подчеркивавшим значение открытия Дарданелл, был Черчилль. Начиная с августа он не раз пытался заинтересовать этим военное министерство, которое уже несколько лет даже поверхностно не занималось этим вопросом. Через три недели после вступления Турции в войну Черчилль вновь поднял этот вопрос на первом же заседании первого военного совета, но взоры всех настойчиво были устремлены на французский фронт, и Черчилль не получил поддержки Китченера. В течение декабря мрачные перспективы на Западном фронте были поняты уже многими в Англии, хотя еще немногими во Франции. К тому же рост новых армий вызвал совершенно естественный вопрос: как же их использовать. Сочетание этих двух факторов способствовало если не разряжению, то освежению атмосферы. С различных сторон начали раздаваться суждении о новых операционных направлениях.

Наиболее определенное и практическое суждение было выражено в докладной записке от 29 декабря, написанной подполковником Морисом Ханки. Он разбирал состояние застоя, наступившее в операциях во Франции, и, требуя развития механических и бронированных средств борьбы, чтобы проложить ими дорогу сквозь нагромождение проволоки и окопов, высказывал соображение, что легче и удобнее поразить Германию через ее союзников – главным образом, через Турцию. Он ратовал за использование первых трех корпусов для нападения на Константинополь, по возможности во взаимодействии с Грецией и Болгарией, как средство не только опрокинуть Турцию и восстановить на Балканах равновесие в пользу Антанты, но и обеспечить сообщение с Россией. Дальнейшие выгоды выражались бы в понижении цен на пшеницу и использовании 350 000 тонн коммерческого (торгового) тоннажа. Аргументация подполковника показывала в нем глубокое понимание стратегии, а между тем горизонт большинства военных, особенно высшего

командного состава, был ограничен одной только тактикой.

Джон Френч возражал против расточения каких бы то ни было усилий вне непосредственного района его действий во Франции. Но в это время пришла просьба великого князя Николая облегчить демонстрацией британцев нажим турок на русские войска на Кавказе [37] . Смешно, когда подумаешь, что прежде чем просьба русских была получена Британией, опасность для них почти миновала. Еще комичнее то, что поддержка Англии требовалась только потому, что великий князь не хотел уделить Кавказу какие-либо части с основного театра военных действий.

37

Турки после жестокого поражения под Саракамышем к январю 1915 года оправились, получили подкрепление и сильно потеснили передовые части русских на кавказском театре. Английскому представителю при русской ставке было заявлено, что русское верховное командование будет продолжать наступательные операции на Варшавском фронте, чтобы облегчить положение союзников на Западном франте, и пошлет на Варшавский фронт два новых корпуса (IV Сибирский и Гвардейский). Но как компенсацию ставка требовала от Англии произвести диверсию в Турции. (Прим. ред. 1935 года).

В своем ответе Китченер утверждал, что лучшим местом для такой демонстрации являются Дарданеллы и что «одновременно можно распространить слух, будто Константинополь находится под угрозой». Тогда вмешался Фишер. Он предлагал не одну демонстрацию, а комбинированную атаку широкого масштаба, причем старые военные суда могли бы быть использованы для форсирования Дарданелл. Фишер заканчивал характерно и пророчески: «Но, как сказал великий Наполеон, необходима быстрота; без нее – поражение!». Черчилль знал, как мало надежд получить войска для проведения широкой операции, но он с рвением ухватился за возможность действовать на море. В тот же день, 3 января, он с согласия Фишера протелеграфировал адмиралу Кардену [38] :

38

Карден был командующим английским флотом в Средиземном море. Фишер – первый лорд Адмиралтейства, адмирал. (Прим. ред. 1935 года).

«Считаете ли вы, что операция по форсированию пролива может быть выполнена силами только флота?».

Ответ Кардена гласил:

«Я не думаю, что через Дарданеллы можно прорваться внезапной атакой. Они смогут быть форсированы при помощи морской операции большого напряжения при очень большом числе кораблей».

Подробный план Кардена был передан военному совету 13 января. Роковое решение принималось в роковой обстановке. Стратегия, вместо того, чтобы быть слугой политики, стала ее господином, и господином слепым и властным. Олицетворяемая Джоном Френчем стратегия, ничего не признавая, шла наперекор желаниям политики, а так как Френча поддерживал, скорее лояльно, чем логически, Китченер, то остальные члены кабинета не противоречили Френчу; они молчали, хотя молчание это вызывалось скорее их положением в кабинете как «дилетантов». Поэтому они цеплялись за соломинку профессионального военного мнения, которое хотело пожинать плоды, не затрачивая на это никаких усилий. Слова, в которых было сформулировано решение совета, являются образцом путаного мышления:

«… подготовить в феврале операцию для бомбардировки и взятия Галлиполийского полуострова, имея конечной целью овладение Константинополем».

Предположение, что судам удастся «овладеть» частью суши, восхитительно по своей наивности и нелепости!

Несколько дней спустя Черчилль попытался подкрепить свой план, предложив великому князю Николаю, чтобы русские одновременно провели атаку Босфора с моря и с суши. С точки зрения стратегии предложение это было блестяще. Но оно было сделано впустую, так как – и здесь парадокс! – в данном случае политические соображения брали вверх над военными интересами русских.

Как ни велико было желание России обладать Константинополем, она не хотела здесь выступать совместно с кем-либо из своих союзников. Краеугольным камнем русской политики была аннексия как Константинополя, так и Дарданелл. Сазонов, министр иностранных дел, пытался сделать это притязание более приемлемым для своих союзников, предлагая превратить Константинополь в интернациональный город в обмен на контроль России над проливами. Но русская военная машина придавила даже эту частичную уступку. Таким образом, неудивительно, что военная Россия ревностно и подозрительно следила за всяким шагом своих союзников на пути к ее собственным устремлениям и воздержалась от всякой их поддержки. Даже Сазонов пишет: