Правда о Первой мировой
Шрифт:
Бомбардировка началась 24 июня. Атака была намечена на 29 июня, но затем отложена до 1 июля из-за испортившейся погоды. Эта отсрочка, сделанная по просьбе французов, не только была сопряжена с растягиванием огнеприпасов на более долгий период и с одновременным уменьшением насыщенности огня. Она вызывала также большее изнурение и большее напряжение ударных частей, поднятых уже для атаки, но ждавших ее еще 48 часов, скучившись в окопах, при утомительном грохоте огня своей артиллерии и потерях, наносимых огнем противника. Условия эти ухудшались проливным дождем, буквально затопившим окопы.
1 июля уже рассвет обещал томительный зной. К 7 часам утра бомбардировка достигла своего апогея. Через полчаса пехота выступила из окопов. Но прежде чем германские окопы были
1916 год знаменателен как год, когда искусство пехотной атаки упало наиболее низко. 1916 год возродил из-за формализма и отсутствия всякой способности к маневру боевые порядки, которые были под стать XVIII веку. Батальоны атаковали четырьмя или восемью волнами, каждая на расстоянии не более 100 м одна от другой. Люди в каждой волне шли плечом к плечу в симметричном и хорошо выдержанном равнении. Их учили наступать спокойно во весь рост, медленным шагом, держа винтовки наперевес, т. е. наступать так, чтобы как можно сильнее бросаться в глаза противнику. Это было полное подражание пехотным «автоматам» времен Фридриха – с той лишь разницей, что наступление не велось уже больше против ружей, обладающих действительностью огня только на 100 м.
Неудивительно поэтому, что к ночи 1 июля многие батальоны не насчитывали и сотни бойцов. Хейг приказал применять методы действий германцев под Верденом: раньше чем под удар попадет главная масса пехоты, сильные дозоры должны нащупывать пути и проверять результаты артиллерийской подготовки. Но начальник его штаба Киггель, несмотря на это, приказал наступать «волнами». И лишь когда волны были разбиты огнем противника, британцы получили возможность атаковать.
Дело в том, что человеческая природа и первобытные инстинкты восстали против указанной свыше тактики. Наиболее предприимчивые и менее запуганные бойцы, уцелевшие во время всей этой передряги, стали образовывать маленькие группки. Обычно каждой такой группкой руководил импровизированный «командир». И группки эти пробирались вперед короткими скачками, переползая от одной воронки к другой, прокрадываясь мимо пулеметов противника и обтекая их, часто продвигаясь таким образом даже на значительную глубину и неся сравнительно небольшие потери. Но во многих местах, таким образом, были оставлены неподавленными группы противника и пулеметные гнезда. Под их огнем тяжко расплачивались подкрепления, выступавшие в подобных же плотных построениях.
В конечном счете, за исключением южного сектора боя, силы наступающих постепенно уменьшались, пока наконец атака не захлебнулась.
Фрикур – центр правого фланга наступления – явился поворотным пунктом как атаки на этом участке, так и успеха в этот день. Французы южнее Соммы и севернее ее, вплоть до Марикура, овладели всеми объектами атаки, понеся небольшие потери. Успехом этим они были обязаны отчасти своей более гибкой тактике и более мощному сосредоточению артиллерии, отчасти же и меньшей силе германской обороны. Наконец, определенную роль сыграла здесь и тактическая внезапность, так как германцы ожидали атаки только на британском фронте. Между Марикуром и Фрикуром британский XIII корпус (30-я и 18-я дивизии), хотя и со значительными потерями, достиг поставленных ему целей, захватив Монтобан. Слева от него XV корпус частично выполнил свою задачу, выкорчевав сопротивление противника в лесу и деревне Фрикур. 7-я дивизия свернула один фланг, захватив Маметц, а на другом фланге 21-я дивизия проникла вглубь германской позиции на полмили, удержавшись на узкой полоске земли, причем оба ее фланга были обнажены, пока на следующий день не пал Фрикур.
Но 21-я дивизия была последней, отметившей предел успеха. Севернее же все завершилось поражением – таким поражением, в котором британцы понесли потери,
Атака VIII корпуса (29-й, 4-й и 31-й дивизий) на левом фланге была совершенно разбита значительно быстрее, хотя и здесь несколько изолированных отрядов просочились вплоть до Бомон-Гамеля и Серра.
Количество пленных, прошедшее в этот день через корпуса, до некоторой степени является показателем достигнутого вначале сравнительного успеха: XIII корпус (Конгрев) – 934 пленных; XV корпус (Хорт) – 517 пленных; III корпус (Пултеней) – 32 пленных; X корпус (Морланд) – 478 пленных; VIII корпус (Гунтер-Уистон) – 22 пленных. Числа эти указывают, что на севере X корпус проник глубоко в расположение противника, хотя 36-я дивизия была вынуждена позднее выпустить из своих рук захваченную местность из-за поражения и отказа соседей на обоих ее флангах.
Для французов, которые захватили 6000 пленных, понеся при этом незначительные потери, 1 июля может считаться победой. Но главный удар проводился британцами, и германцы могут справедливо заявлять свои претензии на успех, так как, имея налицо всего шесть дивизий, то есть по грубым прикидкам, только по одному полку на каждый британский дивизионный сектор, они потеряли от действия 13 британских дивизий только 1983 человек пленными и узкую полоску местности.
Воздушные замки, преждевременно построенные, развеялись в прах. Месяцы долгой подготовки и работы дали лишь горькие плоды.
Хотя 1 июля и оказалось военным поражением, оно стало героическим эпосом – и, что еще лучше, доказало высокое моральное качество новых британских армий. Принеся великую жертву войне, они подверглись наиболее жестокому и кровавому испытанию, но вышли из него не потрясенными. Эти бывшие штатские выдерживали такой процент потерь, который не в состоянии была вынести ни одна профессиональная армия прошлых войн, не потеряв при этом своей боеспособности. И они продолжали в течение пяти месяцев столь же ожесточенную и тяжелую борьбу. Опыт усовершенствовал их тактику действий, руководство старшего командования улучшилось, но ничто из последующих подвигов не могло превзойти высокий моральный уровень, показанный этими войсками 1 июля. В течение всего этого дня маленькие группки британцев выходили из залитых кровью окопов и шли к «ничьей земле». Только некоторые успевали вылезти из окопов, другие же вообще никогда не пересекли этой безобидной зеленой лужайки, многие погибли на проволоке врага, многим пришлось вернуться назад. Некоторым же удавалось пробраться; они шли дальше и теснили противника от одного рубежа к другому, пока сражение на Сомме не закончилось «отступлением противника». Это отступление все же долго заставило себя ждать. И когда враг наконец отступил, это произошло в такое время, что скорее повредило атакующим, чем пошло им на пользу.
Поздно вечером 2 июля Хейг, убедившись в трудности обстановки, решил усилить атаки там, где был уже достигнут успех, а не предпринимать новый фронтальный штурм нетронутой обороны противника от Овиллера и к северу. Тактический опыт последующих лет и опыт прежней истории подтверждают мудрость его решения. Единственный вопрос, который невольно напрашивается: почему успех, достигнутый на юге, не был развит более быстро? Было бы лучше, если бы часть многочисленной пехоты, усеявшей трупами «ничью землю», была сохранена и умножила собой резервы на случай такой возможности.