Правда о Салли Джонс
Шрифт:
Но женщина не ушла. Она смотрела прямо на меня. Лицо ее было бледно, глаза широко раскрыты.
Я пустилась бежать – тем же путем, которым пришла, не останавливаясь до тех пор, пока не добралась до своего укрытия с голубями.
Как я могла так сглупить? Как могла позволить этой женщине обнаружить меня? Вдруг она позвонит в полицию? Или расскажет соседям, что она видела? Вдруг внизу уже стали собираться люди, чтобы искать меня по крышам?
Я просидела на чердаке до поздней ночи. Но «Пеликану» уже закрылся. В окнах кабака было темно. Сеньор
Возвращаясь в свое укрытие, я набрала немного сморщенных яблок в помойном баке на заднем дворе, поела и уснула. Спала я беспокойно и проснулась только после полудня на следующий день.
Стемнело, и я в третий раз пробралась на крышу напротив «Пеликану». И снова попыталась набраться мужества, чтобы спуститься и войти внутрь. Но люди постоянно входили и выходили. Стоит мне появиться в дверях кабака, и обо мне тут же узнает вся Алфама. И сеньор Баптишта никак не сможет меня защитить.
Вскоре я заметила широкую деревянную дверь в десяти метрах от «Пеликану». Дверь была приоткрыта и вела, по всей видимости, во внутренний двор. А что, если черный ход «Пеликану» ведет туда же?
Я решила рискнуть. Дождавшись, когда улица опустеет, я спустилась на землю. Еле дыша, добежала до деревянной двери. Она легко распахнулась, и я скользнула внутрь. Кажется, меня никто не заметил.
Я была права. Я попала на маленький темный двор. Две двери справа вели в дом, где находился «Пеликану». Первая оказалась заперта. Вторая с трудом открылась. Из глубины доносился гул кабака. Я не ошиблась.
Стараясь ступать осторожно, я прошла по короткому узкому коридорчику. В конце его я увидела еще две двери. Одна, судя по звукам, вела в «Пеликану», вторая – на лестницу в подвал. Я не знала, что мне делать. Может, спрятаться в подвале и подождать, пока не разойдутся посетители?
Но я не успела принять никакого решения, потому что дверь в кабак открылась. На пороге стоял сеньор Баптишта с ящиком пустых бутылок в руках. Насвистывая, он ногой захлопнул за собой дверь. Увидев меня, он подскочил и чуть не выронил ящик из рук.
– Салли Джонс, – выдохнул он. – Господи, как же ты меня напугала!
Он поставил ящик на пол и сделал несколько медленных вдохов, чтобы прийти в себя. А потом сказал:
– Что ты тут делаешь? Разве о тебе никто не позаботился?
Я не очень поняла, что он имеет в виду.
– Старшого задержали за убийство! – продолжил сеньор Баптишта. – Ты была с ним, когда это случилось?
Мои ноги налились свинцом, в животе похолодело.
Старшого задержали. За убийство.
– Это правда… что пишут в газетах? – спросил сеньор Баптишта. – Что он убил этого Морру и сбросил в реку?
Я пристально посмотрела на него и помотала головой.
– Да, так я и думал… – проговорил сеньор Баптишта. – Я не слишком близко знаком с Коскелой, но убийство… Нет, на такое он не способен.
Вдруг на лице его промелькнуло беспокойство, он покосился на дверь.
– Сегодня
Он замолчал и задумался. Потом нервно кашлянул и сказал:
– Я не знаю, почему ты сюда пришла… но может быть, нам стоит позвонить в полицию, чтобы они о тебе позаботились? Одна ты пропадешь…
Я снова помотала головой.
– Тебя ищут, – продолжил сеньор Баптишта. – Многие думают, что ты опасна. Если они тебя поймают – не пощадят. Неизвестно, чем это кончится. Но и здесь тебе оставаться нельзя. Тогда проблемы будут у меня. И у Марии. Я не готов так рисковать. Понимаешь?
Я не могла шевельнуться. Грудь сдавило. Сеньор Баптишта был моей единственной надеждой, только он мог мне помочь.
– Это очень непросто, – грустно проговорил сеньор Баптишта. – Но у меня нет другого выхода. Мне правда очень, очень жаль…
Но вдруг он просиял.
– А что, если нам позвонить в зоопарк?
Я вздрогнула и попятилась к двери.
– Подожди, – сказал сеньор Баптишта и попытался остановить меня. – В Лиссабоне замечательный зоосад! Там за тобой наверняка будут хорошо ухаживать! Ты будешь в безопасности…
Убегая, я слышала, как сеньор Баптишта зовет меня.
На улице никого не было. Я уцепилась за водосточную трубу и быстро полезла вверх. Только добравшись до крыши, я оглянулась. Сеньор Баптишта стоял у большой деревянной двери, озираясь по сторонам. Потом он грустно пожал плечами и вернулся в кабак.
Я долго просидела наверху. Я знала, что надо уносить ноги: ведь сеньор Баптишта мог позвонить в полицию. Но не могла сдвинуться с места.
Переждав еще немного, я медленно поползла обратно. Рассвет окрашивал небо в металлический серый цвет. Когда солнце взошло, я уже была на своем чердаке в окружении голубей.
Я проснулась от голода, но вставать не хотелось. Который час, я не знала. Я лежала в полудреме, страшные сны сменяли друг друга длинной бессвязной чередой.
И тут я снова ее услышала.
Эту песню.
Я тяжело приподнялась на локтях. Голуби беспокойно вспорхнули. В воздухе поднялась пыль, я чихнула. И окончательно проснулась.
Когда я выбралась на крышу, было уже темно. Ветер улегся, звуки лились звонко и отчетливо. Я пробралась ближе тем же путем, что и накануне. Женщина в окне словно ждала меня. Когда я села, прислонившись спиной к трубе, она посмотрела на меня.
Прошел час, а может, два. Мне хотелось, чтобы песня никогда не кончалась. И только когда совсем стемнело, женщина перестала петь и исчезла. Через несколько минут она снова вернулась. Осторожно повесила что-то на крючок под окном и закрыла раму.
Я оставалась сидеть. Вскоре я учуяла восхитительный запах свежего хлеба. И сразу поняла, откуда он идет. Через полчаса свет в окошке женщины погас. Я подождала еще полчаса, потом встала; ноги затекли, но я перепрыгнула на другую крышу и подползла к ее окошку. Это могла быть ловушка, но меня это не волновало.